Читать книгу "Список Шиндлера - Томас Кенилли"

Минуло два часа пополудни.

Пока пожарные скатывали шланги, локомотив потащил унылую вереницу теплушек к главным путям.

Шиндлер подвез Амона Гета с седлом к его вилле. Амон видел, что Оскар по-прежнему погружен в свои мысли, и в первый раз за время их знакомства позволил себе дать приятелю житейский совет.

– Тебе надо расслабиться, – сказал Амон. – Ты не можешь так провожать каждый состав, который уходит отсюда.

Адам Гарде, инженер и заключенный с «Эмалии», тоже обратил внимание на изменения, происходящие с Шиндлером. Ночью 20 июля в барак к Гарде пришел эсэсовец и разбудил его: герр директор позвонил в сторожку и сказал, что ему по профессиональной надобности спешно нужен инженер Гарде!

Адам нашел Шиндлера приникшим к приемнику; лицо его раскраснелось, на столе перед ним стояла бутылка и два стакана.

В эти дни над его столом появилась рельефная карта Европы. Во времена, когда немцы маршировали по Европе, ее здесь не было, но теперь Шиндлер, казалось, испытывал острый интерес к сокращающимся фронтам немецкой армии. Сегодня вечером радио было настроено на волну Deutschlandsender, а не как обычно – на Би-би-си. Доносились звуки серьезной музыки, что обычно предшествовало важным сообщениям.

Шиндлер жадно ловил каждое слово. Когда вошел Гарде, он встал и толкнул молодого инженера в кресло. Налив стакан коньяка, он торопливо пододвинул его по столу к нему и сказал невозможное:

– Состоялось покушение на жизнь Гитлера. О нем было объявлено в начале вечера, но говорилось, что Гитлер пережил его. Обещано, что скоро прозвучит его обращение к немецкому народу. Однако до сих пор его нет. Час идет за часом, но он так и не появился в эфире. И продолжает звучать Бетховен, как было в дни падения Сталинграда…

Несколько часов Шиндлер и Гарде просидели бок о бок.

Умиротворяющая сцена: немец и еврей сидят рядом и слушают – и, если будет необходимо, просидят так всю ночь – убит ли фюрер?

Адам Гарде был захвачен волной надежды, от которой у него перехватывало дыхание. Он заметил, что Шиндлер буквально обмяк в кресле, словно мысль, что вождь мертв, заставила расслабиться все его мышцы. Он непрестанно пил и заставлял Гарде пить с ним наравне.

– Если это правда, – сказал Шиндлер, – то немцы, простые немцы, вот как я, могут начать возрождаться к нормальной жизни.

Они очень надеялись, что у кого-то из окружения Гитлера в самом деле хватило храбрости стереть его с лица земли.

– Это конец СС, – сказал Оскар. – К утру Гиммлер будет в тюрьме.

И выпустил клуб дыма.

– О господи, – простонал он, – какое счастье: видеть, что этой системе приходит конец!

В десять часов в новостях не сообщили ничего нового – лишь то, что уже было известно: была попытка покушения на жизнь фюрера, но она провалилась, и через несколько минут фюрер выступит по радио. Но когда прошел еще час, а Гитлер так и не появился в эфире, Оскар предался фантазиям, которые были в ходу среди многих немцев, когда война близилась к концу.

– Нашим бедам приходит конец, – воскликнул он. – Мир снова будет здоров! И Германия может объединиться с Западом и выступить против русских…

Надежды Гарде носили более скромный характер. В лучшем случае, предполагал он, гетто обретет тот же вид, который оно имело при старом добром императоре Франце-Иосифе.

Пока они пили под звуки торжественной музыки, им становилось все более и более ясно, что в эту ночь Европа узнает о той смерти, которая была так важна для ее существования.

Они снова становятся гражданами континента; они ныне не заключенный и герр директор!

По радио то и дело повторяли, что фюрер вот-вот обратится к народу с посланием, и всякий раз Оскар разражался недоверчивым смехом.

Когда наступила полночь, они уже не обращали никакого внимания на эти обещания. С каждым вдохом им становилось легче набирать в грудь воздух в том Кракове, которым он стал после фюрера.

Утром, думали они, все будут танцевать на каждом углу, и никого за это не покарают.

Вермахт арестует Франка в Вавельском замке, и войска осадят комплекс зданий СС на Поморской.

Незадолго до часа ночи Гитлер выступил из своей ставки в Растенберге. Шиндлер был настолько убежден, что уж этого-то голоса ему никогда больше не придется слышать, что в течение нескольких секунд не мог поверить своим ушам, несмотря на столь знакомые интонации. Оскар был убежден, что это очередной партийный оратор…

Но Гарде с первых же слов узнал, чей это голос.

– Мои немецкие товарищи! – начал Гитлер. – Я обращаюсь сегодня к вам, чтобы вы услышали мой голос и убедились, что я здоров и не ранен. А еще вы должны узнать о преступлении, не имеющем себе равных в истории Германии!

Речь кончилась через четыре минуты упоминанием о заговорщиках:

– И пришло время предъявить им счет – как это привыкли делать мы, национал-социалисты!

В глубине души Адам Гарде так и не поддался фантазиям, которые весь вечер лелеял Оскар Шиндлер. Ибо Гитлер был не только человеком – он был олицетворением системы. Если бы даже он погиб – где гарантия, что система изменит свой характер?!

Кроме того, такая тварь, как Гитлер, не могла просто за один вечер исчезнуть без следа…

Но Шиндлер в течение этих нескольких часов отчаянно верил в его смерть. И когда выяснилось, что она была лишь иллюзией, молодому Гарде пришлось взять на себя обязанность утешать герра директора, ибо тот впал в неизбывную печаль.

– Все надежды оказались тщетными, – обронил он.

Налив по очередному стакану коньяка для них обоих, он оттолкнул бутылку и открыл портсигар.

– Бери бутылку, сигареты и отправляйся спать, – сказал он Адаму. – Придется подождать еще немного, прежде чем придет наша свобода.

Под воздействием коньяка и обрушившихся на них известий, которые так резко сменили свой характер в течение часа, Гарде не обратил внимания на то, насколько странными были слова Оскара о «нашей свободе» – словно они оба в равной степени нуждались в ней, оба были заключенными, которым оставалось лишь пассивно дожидаться, пока их освободят.

Но, вернувшись к себе на койку, Гарде не мог не подумать, до чего удивительно, что герр директор позволил себе говорить таким образом и что он так быстро перешел от эйфории к подавленности…

Ведь обычно он так прагматичен.

На Поморской и в лагерях вокруг Кракова стали распространяться слухи, что в конце лета заключенных ждет неминуемая смерть. Эти слухи волновали и Шиндлера.

Комендант Амон Гет получил неофициальное заверение, что лагерь будет расформирован.

На деле их встреча, якобы посвященная «вопросам безопасности», не имела отношения к спасению Плачува от партизан. Она касалась грядущего закрытия лагеря. Амон из Плачува позвонил Мадритчу, Шиндлеру и Бошу и пригласил на встречу, придав ей защитную окраску. Теперь ему было ясно, что надо ехать в Краков и налаживать контакты с Вильгельмом Коппе, новым главой полиции СС в генерал-губернаторстве.