Читать книгу "Финт - Терри Пратчетт"

– Любовь моя, – ответствовал он, – думаю, она только-только начинается.

Вот почему два месяца спустя Джек Финт мчался по бульварам Парижа, далеко обогнав жандармов. Карман у него был битком набит монетами и облигациями, а к груди он прижимал диадему, что некогда принадлежала Марии-Антуанетте, а теперь очень пойдет его жене Серендипити, и наконец самое главное – чертежи совершенно нового огнестрельного оружия. Повсюду свистели свистки, да только Финта уже и след простыл, ищи-свищи! Он с превеликим интересом обнаружил, что канализационные туннели есть и у лягушатников, причем очень даже неплохие, таких от лягушатников даже не ждешь; так что он петлял туда-сюда, и уворачивался, и финтил, поспешая к безопасному убежищу, которое высмотрел прошлой ночью, и от души наслаждался жизнью.

Авторские благодарности, неловкости и оправдания, и, безо всякой доплаты, немножечко лексики и языковой практики

Действие романа разворачивается приблизительно в первой четверти эпохи правления королевы Виктории; в те дни в Лондон и другие большие города волной хлынули неимущие отщепенцы. Жилось в Лондоне беднякам – а они составляли большинство – крайне трудно. Традиционно до нуждающихся никому не было особого дела, но не прошло и десяти лет, как среди людей побогаче нашлись и такие, кто считал, что о тяжкой участи городских низов следует знать всем и каждому. Это был в первую очередь Чарльз Диккенс; менее известен его друг Генри Мэйхью. То, чего Диккенс добивался исподволь, изобличая жестокую реальность посредством своих романов, Генри Мэйхью и его сподвижники добивались просто посредством фактов – бессчетных фактов, нагромождая горы и горы статистических данных. Мэйхью лично ходил по улицам, беседовал с девочками-сиротками, продающими цветы, с лоточниками и старухами, с рабочими самой разной квалификации, включая проституток, и шаг за шагом обнажал неприглядную изнанку богатейшего и самого могущественного города мира.

Эпохальный труд под названием «Труженики и бедняки Лондона» должен быть в каждой библиотеке – хотя бы чтобы продемонстрировать вам: если вы думаете, будто сейчас все плохо, так еще совсем недавно было гораздо, гораздо хуже.

Читателям, вероятно, знаком фильм «Банды Нью-Йорка»; так вот, в Лондоне дела обстояли еще ужаснее, и с каждым днем ситуация ухудшалась – по мере того как все новые обнадеженные провинциалы приезжали попытать счастья в большом городе. Книгу Мэйхью сокращали, меняя местами главы, и иногда печатали небольшими томиками. Однако ж и оригинал читается легко. А если вам по душе фэнтези, так каким-то непостижимым образом фэнтези дает о себе знать и здесь, пусть и насквозь перемазанная реалистичной грязью и копотью.

Так что свою книгу я посвящаю Генри Мэйхью.

Финт – персонаж вымышленный, равно как и многие его знакомые; хотя они и списаны с тех самых типажей, что трудились, и жили, и умирали в Лондоне в ту эпоху.

Дизраэли, безусловно, существовал на самом деле, равно как и Чарльз Диккенс, равно как и сэр Роберт Пиль, основатель лондонской полиции, дважды занимавший пост премьер-министра. Его «пилеры» в самом деле заменили прежних «ищеек» с Боу-стрит, которые охотились главным образом на воришек и излишней храбростью не отличались. А вот пилеры – дело другое: их вербовали из числа мужчин с армейским опытом.

Надеюсь, читатели попутно узнают и других исторических персонажей. Всех их, пожалуй, затмевала экстравагантностью мисс Анджела Бердетт-Куттс, еще в юности унаследовавшая огромное состояние своего деда – и на тот момент самая богатая женщина в мире, не считая, возможно, королевы-другой. Эта удивительная женщина в самом деле однажды предложила герцогу Веллингтону стать ее мужем. Но, что куда более важно по крайней мере в моих глазах, большую часть времени она занималась тем, что раздавала свои деньги.

Нет, легковерной дурочкой она отнюдь не была. Мисс Куттс считала нужным помогать тем, кто сам себе помогает; она основала так называемые «школы для бедных», где дети, а иногда и взрослые, при всей своей бедности, могли получить начатки образования – где бы они ни жили. Она помогала мелким предпринимателям начать собственное дело, жертвовала на церкви – но только в том случае, если церковь поддерживала бедняков на практике; и в общем и целом являла собою удивительный феномен своего времени.

В моем романе она играет ключевую роль, и поскольку расспросить ее саму я не мог, пришлось на основе имеющихся сведений строить догадки, как бы она повела себя в тех или иных обстоятельствах. Я исходил из того, что женщина настолько богатая, и притом незамужняя, твердо знала, чего хочет, – и напугать ее было непросто.

Лондонскую канализационную систему действительно построили римляне; из поколения в поколение ее ремонтировали, но бессистемно. Туннели предназначались главным образом для оттока дождевых вод, а не человеческих экскрементов; выгребных ям и отстойников вполне хватало, и лишь когда они переполнились, просто в силу перенаселенности, в город пришли холера и прочие страшные болезни.

Тошеры в самом деле существовали; впрочем, в жизни их ничего увлекательного не было; то же относится и к мусорщикам, и к маленьким трубочистам, которые страдали очень неприятными профессиональными болезнями. Финту чрезвычайно повезло с домовладельцем, владеющим четырехтысячелетним запасом информации по пищевой безопасности. И все равно, должен признать, как когда-то Марк Твен, что мне пришлось слегка приукрасить действительность.

А вот приукрашивать образ Джозефа Базалджета не было необходимости; в романе это – молодой, но очень проницательный человек. Он встал во главе инженеров и геодезистов, изменивших облик и, что еще более важно, запах Лондона некоторое время спустя после событий, описанных в этой книге. Новая лондонская канализация и дренажная система явились одним из технологических чудес нового Железного века; они поддерживаются в рабочем состоянии и используются по сей день.

«Бони» – это, конечно же, прозвище Наполеона Бонапарта; если вы не знаете, кто это, я, увы, уверен, что ваша клавиатура рано или поздно вам подскажет.

Несколько слов о монетах. Объяснить пред-десятичную британскую денежную систему поколению, которое никогда с ней дела не имело, довольно трудно даже для меня, а ведь я-то заучил ее с младых ногтей. Я могу пространно порассуждать о таких вещах, как трехпенсовики, полупенсовики, и шестипенсовики, и кроны, и полукроны, и о том, как от всего этого у американских туристов мутится разум. Но я ограничусь тем, что скажу: были монеты бронзовые, самых разных размеров и самого низкого номинала; были монеты серебряные, как вы, вероятно, догадались, занимающие в финансовом плане промежуточное положение, и, наконец, ну, золотые, – а во времена Финта они действительно чеканились из золота, не то что нынешние, бу-бу-бу, в наши дни все не так. Но, по правде говоря, прежние деньги обладали какой-то осязаемой подлинностью, не то что современные пенсы, помоги нам Господь; нет в них былой живости.

А еще был удивительный трехпенсовик, тяжеленький такой, как он приятно оттягивал детский кармашек… Нет, пора ставить точку, иначе я того гляди заведу речь о гротах и полуфартингах, и у кого-нибудь рука сама собою потянется к пистолету.