Читать книгу "Русь против европейского ига. От Александра Невского до Ивана Грозного - Михаил Елисеев"

Последствия этого разгрома оказались для Великого княжества Литовского поистине катастрофическими, ибо аукнулись ему потерей практически трети всех территорий. Торопец, Масальск, Брянск, Стародуб, Чернигов, Путивль, Новгород-Северский и многие другие исконно русские города ушли из-под власти литовцев. Можно сказать, вернулись на свою историческую Родину. Русь возвращала себе то, что уже давно пора было вернуть. И немалая заслуга в этом была князя Даниила. А теперь прославленный военачальник был направлен в Ливонию, где его противником на поле боя должен был стать Вальтер фон Плеттенберг.

24 октября 1501 года великокняжеская рать вторглась в Ливонию и огнем и мечом прошлась по вражеским землям: «И начали землю Немецкую воевать, и пленить, и жечь, и сечь» (В. Н. Татищев).

В этот раз, помимо собственно русских войск, в походе участвовали и служилые татары Ивана III, а уж они-то знали толк в грабежах.

Бальтазар Руссов горько сетует по поводу этого нашествия, приводя подробный список сожженных замков и разграбленных областей: «Русский со всеми своими силами второй раз напал на Ливонию и самым жестоким образом опустошил и разорил все епископство дерптское, половину епископства рижского, область мариенбургскую, Триватен, Эрмис, Тарвест, Феллин, Лаис, Оберпален, Вирланд и область Нарву. В то время Русский так хозяйничал в Ливонии, что недосчитывались около 40 000 человек, старых и малых, которые были убиты и уведены в плен». Но с другой стороны – а чего он хотел? Это была месть за вторжение фон Плеттенберга, око за око, зуб за зуб.

К тому же, Щеня и Оболенский, видя, что рыцари предпочитают отсиживаться в своих замках, явно провоцировали ливонцев на генеральное сражение, желая одним ударом покончить с этой войной. В какой-то мере они своей цели добились. Ливонцы решили принять вызов, но проблема была в том, что они просто не имели времени собрать все силы в один кулак. Все тот же Бальтазар Руссов конкретно отметил, что «этот набег русские совершили чрезвычайно быстро, прежде нежели успели сойтись ливонские сословия со своим народом». Странное, конечно, утверждение насчет быстроты, ибо русское воинство больше месяца свирепствовало в Ливонии. Но надо же было как-то оправдать трусость и бездеятельность «божьих дворян». Лучше всего в таких случаях подходят наиболее простые объяснения – не успели, и ладно, спросу никакого. Хотя если вспомнить о том, что фон Плеттенберг после похода на Псков распустил свои измученные болезнью войска, то становится ясным, почему он не дал бой княжеским воеводам, как только они перешли границу. Армия была рассредоточена по всей стране, разбросана по городам и замкам. Единственным, кто сумел мобилизовать свои силы, был епископ Дерпта, недаром в Псковской I летописи, когда речь заходит о битве под Гельмедом, указано конкретно – «сила Немецкая Юрьевская». Поэтому и участие в сражении самого ландмейстера довольно сомнительно, об этом ни русские летописи, ни «Хроника провинции Ливония» не упоминают. Вполне возможно, что он продолжал бороться с тем недугом, который поразил его и всю армию во время похода на Русь. Плеттенберг трусом не был и однозначно возглавил бы свои войска в предстоящем сражении с русскими.

Решающая битва произошла 24 ноября у замка Гельмед, где великокняжеская рать расположилась на ночь лагерем. Атака на русский стан произошла в третьем часу ночи, причем ливонцы решили применить ту самую тактику, которая принесла им успех в битве на Серице – массированное использование полевой артиллерии и воинов, вооруженных аркебузами. В какой-то степени решили действовать по шаблону. Но если предположить, что на Серице русские не были готовы к такому повороту событий, то под Гельмедом ситуация была уже иная. Воеводы Ивана III знали, с чем им придется столкнуться. «И внезапно случись имъ бои велик, на третьемъ часе нощи ноября 24, приидоша немци безвестно с строны, со многую силою, с пушками и пищальми и божьею милостью воеводы великого князя одолеша их, овех побиша, а иных поимаша, а мало их утече» (Софийская II летопись). Очевидно, ливонцы все свои силы вложили в первый, и как им казалось, решительный удар, надеясь с ходу опрокинуть русские полки. Проделать тот же самый маневр, который в свое время принес им победу на Серице. Мало того, атаку повели ночью, когда противник был совершенно не готов к сражению.

Но не получилось. Судя по всему, передовыми русскими частями командовал князь Оболенский, благодаря его мужеству и ратному мастерству русская рать была спасена от разгрома. Именно на его полк и пришелся самый страшный удар врага. Правда, этот тактический успех русским обошелся дорого: «И на первом сотупе убиенъ бысть господинъ благоверный князь Александръ Оболенской» (Псковская I летопись).

Однако, в отличие от той же битвы на Серице, в этой битве русские воеводы действовали слаженно, и Даниил Щеня сумел закрепить то преимущество, которое сумел добыть его погибший товарищ. Русские не только отразили ливонские атаки, но и сами, перейдя в контрнаступление, опрокинули врага. Возможно, что немцы были непривычны к ночному бою, и у них началась путаница, а может, они просто запаниковали после того, как их мощный удар потерпел неудачу, но факт остается фактом – ратники Щени смяли врага и погнали прочь. То, что произошло дальше, больше напоминало беспощадную мясорубку, чем избиение беглецов. Очевидно, впечатленный рассказами очевидцев события, летописец и оставил столь любопытную запись: «И биша поганыхъ Немецъ на 10 верстах, и не оставиша их ни вестоноши, а не саблями светлыми секоша ихъ, но биша ихъ Москвичи и Татарове аки свиней шестоперы» (Псковская I летопись).

Проще говоря, долбили немцев, как свиней на бойне.

Хотя у Бальтазара Руссова свой взгляд на события, и он объявляет о том, что русских постигла «изрядная неудача перед Гельмеде». Только вот ни одного факта, который бы показал эту неудачу, за исключением гибели Александра Оболенского, он не приводит. Правда, именно в «Хронике» мы встречаем упоминание о русских потерях, которые автор определяет в 1500 человек. Что ж, так вполне могло и быть. Для нас же важно другое.

После битвы при Гельмеде защищать Ливонию стало некому.

Не имея тяжелой осадной артиллерии, Даниил Щеня не мог закрепить свой крупный тактический успех стратегически – захватом замков и городов. А потому он решил пойти по проторенной дорожке и подвергнуть вражеские земли такому погрому, чтобы и внуки нынешних его противников помнили. Воевода, словно псов с цепи, спустил на Ливонию татарские сотни, и гнев божий обрушился на католиков. Русская гроза бушевала над Прибалтикой. Ратники доходили до Ревеля, всюду оставляя за собой выжженную землю. И лишь когда грабить и разрушать стало нечего, русское воинство ушло к Ивангороду. Итог кампании очень емко подвел летописец: «А землю Немецкую учиниша пусту» (Воскресенская летопись).

Но как только русские войска разошлись на зимние квартиры, как ливонцы вновь укусили своего врага. Правда, не так сильно, ровно настолько, насколько хватило сил.

«Божьи дворяне» атаковали заставу под Ивангородом, где с небольшим отрядом стоял воевода Лобан Колычев, убив при этом около двадцати ратников вместе с воеводой. На большее немцы оказались неспособны и ушли за Нарову.