Читать книгу "Нефть - Марина Юденич"

— При чем здесь Восток? — возмущалась Мадлен. — Они не прекращают — и правильно делают — работу в России, хотя то обстоятельство, что все силы и внимание отданы Саддаму, сыграло с ними злую шутку. Путин заматерел и подрос, вокруг него сложилось кольцо единомышленников, и это отнюдь не только кремлевские лизоблюды. Он становится все уверенней, а уверенность преображает его на глазах. Неужели ты не видишь этого?

— Разумеется, вижу. И многое другое.

— Тем более. Ты необходим сейчас.

— Вопрос, насколько мне это сейчас необходимо?

— Что такое?

— Ничего принципиального. Скорее — личное.

— Та женщина?

— Давайте не будем об этом, Мадлен.

— Конечно, дорогой, как скажешь. И прости, если сделала тебе больно. Но кое-что я обязана тебе сказать. Помнишь, ты спрашивал меня о моем разводе? И я ответила тебе честно, как могла бы ответить только нескольким людям в своей жизни.

— Спасибо, Мадлен.

— Теперь я скажу тебе еще кое-что из серии очень личного, но это будет не про Джо. Не удивляйся, это будет про Россию. Ты знаешь, какую роль в моей судьбе сыграла эта страна. Казалось бы — грех жаловаться, я достигла вершин политической власти, я побывала замужем за одним из самых замечательных мужчин, я родила и воспитала прекрасных детей и внуков, пора забыть то зло, которое причинила мне и моей семье эта страна. Возможно, я и смогла бы. Но дело в том, что эта страна — такова уж ее историческая миссия — всегда будет противится процессам либерализации. У русских есть хороший поэт — Александр Блок, а у него замечательная поэма «Скифы», найди и прочти, она стоит того. Смысл — понятен из названия, русские никогда не были и никогда станут европейцами, он назвал их «скифами» и, может, был не так уж далек от истины, но дело не в терминологии — дело в том, что какие бы правильные слова они ни говорили, каких бы либеральных лидеров ни демонстрировали миру — они никогда не примут наши ценности и никогда не будут следовать им. Есть высшая несправедливость, о которой я говорю постоянно — именно им, огромной, дикой, скифской стране, достались такая территория и такие природные богатства, они одни владеют такими землями, как Сибирь. Когда они слабы — они не опасны. Но глубоко ошибался адмирал Канарис, утверждая, что Россия — колосс на глиняных ногах, он дорого поплатился за свое заблуждения, Гитлер повесил его. Россия колосс, который иногда — в силу объективных исторических причин — оказывается на коленях. Но когда она поднимается с колен — это страшный, жестокий и непримиримый враг. Поэтому — лучше всегда поддерживать ситуацию, когда она не может подняться с колен. В начале 90-х всем казалось, что мы одержали окончательную победу, но я и тогда говорила, что это эйфорическое чувство триумфа приведет нас к излишней самоуспокоенности и опасному уклонению Америки от исполнения ее обязанностей в мировом сообществе.

«Любопытно было бы узнать, кто возложил на нас эти самые обязанности», — подумал Стив, разумеется, про себя. И еще о том, что надо быть терпимее к слабостям друзей. Гневная речь Мадлен, обвиняющей Россию, уже порядком поднадоела и начинала раздражать, вдобавок он слышал ее много раз. Это был известный всему Вашингтону «пунктик» Мадлен.

«Странно, что она никогда не посмотрела на эту проблему с другой стороны — что сталось бы с ее еврейской семьей, если бы победили немцы», — подумал однажды Стив, но быстро упрятал эту мысль в самый дальний уголок сознания, как весьма крамольную и даже опасную. Но как бы там ни было, Мадлен наверняка говорила с Кондолизой о нем, а вернее, о его теперешней невостребованности, и теперь Кондолиза испытывала чувство неловкости и даже, изменяя своей привычке буравить собеседника взглядом, отводила в сторону свои большие темные глаза.

— Послушайте, мисс Райс, все в полном порядке, — Стив даже положил руку поверх руки госсекретаря США, затянутой в тонкую коричневую лайку.

— Зовите меня Конди, — она поняла, о чем он, и благодарно улыбнулась.

— Так я должен слетать, похоронить Лемеха в Москве?

— Мы подумали, а почему — нет? Вы были хорошо знакомы.

— Мы были приятелями. Я жил у него дома.

— Тем более. И вы теперь почти частное лицо. Все нормально.

— Абсолютно. Но что вы хотите от этой поездки?

— Того же, что обычно хотят от вас, Стив. Анализа и прогноза, основанного на личном и близком наблюдении.

— Кстати, Конди, у меня еще не было случая задать вам этот вопрос, а он важен.

— Моя вина, — теперь она похлопала его по руке своей, затянутой в коричневую перчатку. — Задавайте.

— Если бы Лемех остался жив?

— Полагаю, продолжал бы жить, как и прежде, разумеется, как и все теперешние олигархи, — платил бы налоги и выполнял те поручения президента Путина, которые тот раздает направо и налево — стал бы, к примеру, губернатором экономически отсталого региона и посредством — уж не знаю чего — то ли собственных вложений, то ли собственного таланта — вывел его в передовые. Или выкупил у какого-нибудь музея царские ценности, проданные большевиками. Или занялся бы оснащением школ компьютерами.

— Я не о том, Конди.

— О его программе переустройства России?

— О проекте в целом.

— Он не прошел бы, даже в Думе, купленной Лемехом едва ли вполовину. Хотя, полагаю, Путин сдержал бы слово. И внес документы.

— А мы?

— Что — мы?

— Мы оказали бы ему поддержку?

— Каким образом?

— Хотя бы на уровне рекомендации Путину — рассмотреть и подумать.

— Ну, во-первых, должна вас огорчить, времена, когда Билл мог звонить и советовать Ельцину — канули в Лету. Мы не советуем Путину. Просто — не можем. Скажем так — такая практика не сложилась. Но после того как Лемех вылетел в Москву, я звонила Путину. Это было почти протокольное — он завтракал с президентом и выступал перед Конгрессом. Я должна была это сделать.

— И?

— Я сказала, что предложение Лемеха показалось нам чересчур авантюрным и мы считаем необходимым поставить в известность об этом президента России.

— И что ответил он?

— Что в России много интересных людей с интересными идеями.

— Что ж, поеду, пожалуй, взгляну на этих людей повнимательнее, вдруг окажется действительно что-то интересное. — Стив отшутился не без труда, собрав волю в кулак и сжав зубы, стараясь скрыть то, что почувствовал в этот момент. Ничего хорошего. И даже больше. Выходило, они просто сдали Леонида, но дело было даже не в этом. Это политика. Это почти норма. Хуже было другое — они даже не поставили в известность его, Стива. Человека, который придумал Лемеха от и до. И мало ли еще какие сценарии были увязаны с этим. Стив был в бешенстве, одновременно он готов был разрыдаться.

Слава богу, допивая свой чай, она ничего этого не заметила и только отозвалась на шутку.