Читать книгу "Захват Московии - Михаил Гиголашвили"

Из оболочки мне было сейчас всё предельно ясно и понятно — да, такой бабоархат всех бы устроил, прекратился бы передел и беспредел. Идёт женщина, видит тебя, подходит: «Вы свободны?» — «Да». — «Пошли». — «Пошли». Или «нет, не хочу», «устал», «занят», тогда не пошли, потому что, если мужчина не хочет, зачем его с собой вести-водить? Только время тратить, толку, как с осла молока, совсем мало… А сейчас как же? Глупо, как в природе: самки копошатся в стороне, что-то жуют, искоса на самцов поглядывают, а те рогами и копытами бьются, и кто останется в живых, тот самку и берёт, а ей, в принципе, всё равно, кто там её сзади кроет, она знает главное: кто кроет — тот самый сильный, чего дёргаться?.. Тот же жизненный принцип, что и с едой (если с утра никого не убил и не съел, к вечеру так ослабнешь, что тебя самого съедят): если в бою кого-нибудь не покалечишь, не поранишь — самки тебе не видать, как своих рогов…

Мусор выброшен, «джойнт» докурен, можно ехать дальше, тем более что вот и солидные джиповики выходят из узорных дверей ресторана, к машинам гуськом продвигаются… подсолнцевые… лучше отъехать, от греха в сторону… Такое поедье…

Вдруг зазвонил мой телефон. Это папа.

— Ja, Papi!

— Manfred, wo bist du? Was machst du? Brauchst du kein Geld, oder was?[54]

Этого вопроса я ждал! Но сейчас на него было так трудно ответить из оболочки, никак не найти слов ни на одном языке!.. Я молчал.

— Was ist los? Wo bist du?[55]

Я переждал, пока в горле с хрустом что-то открылось, и выдавил:

— Ich bin in Moskau, Papi. Das Geld habe ich von einen Bekannten geliehen…

— Ach, so… Nun gut… sei dort vorsichtig und leg dich mit niemandem an. Erinnere dich an Joggi!

— Nein, Papi, ich bin schon okay… Jetzt gehen wir in den Zoo…

— Wohin?

— In den Zoo![56]

В голове вдруг чётко возник текст из учебника фрау Фриш: «Московскому зоопарку скоро 100 лет, в нём живут тысячи зверей из разных уголков нашей обширной родины»… Но папа не понимал по-русски, поэтому я только повторил:

— In den Zoo, Tiere beobachten…[57]

Папа вздохнул:

— O, Manfred, mach keine Dummheiten, bitte…[58]— и повесил трубку, сказав, что если мне что-нибудь понадобится — звонить, это я знал и без него (куда же еще звонить, как не домой?).

Я начал прятать телефон, но он, как-то странно мигнув, зазвонил вновь, будто ждал конца разговора с папой. Полковник.

— Фредя! Как дела? Как самочувствие после вчерашнего?

— А, спасибо, махмурлук…

— Что?

— Это по-болгарски… после хмеля.

— А вы что, с болгарами?

— Нет, так… вспомнил… — сказал я и сделал знак не шуршать в машине — с полковником шутки опасны. — Я гуляю. Красную площадь посматриваю.

— Да? — усомнился полковник. — А почему голосов не слышно?

Я поспешно показал Стояну открыть окно, что он и сделал. Я высунул мобильник наружу, как раз проезжала ватага машин:

— Как нет… вот…

Холодный голос полковника возразил:

— По Красной площади машины не ездят…

— А мы, около… — ответил я, думая, чего он привязался к этой площади.

— Ну-ну… А я думаю — позвоню, спрошу, как дела. Вы когда едете? Посылочку возьмёте, как договорились?

— Да, конечно… Всё, как… сделано… сделавши… — Я пытался спешно вырваться из чехлов оболочки, она рвалась, но не выпускала, цеплялась за мысли.

— Ну, перед отъездом ещё увидимся. Надо обговорить детали, связь.

— Хорошо. Я готов-приготов.

— Фредя, ведите себя хорошо! Много не пейте и на камнях не поскользнитесь… Там, на Красной площади, камни скользкие, многие падали, головы ломали…

— Спасибо! Вот даже уже Кремль вижу… из-за далека… Лобовое место…

Голос иронично сказал:

— Да? Поздравляю и завидую! И нашивки свои снимите…

— Какие эдакие?

— Фашистские… На Красной площади этого не любят…

О, как он помнит про нашивки!

— Я не надел… я эту преглупость никогда… зачем?

— Ну отдыхайте!

И он резко отключился, отчего телефон как-то странно вздрогнул. Казалось, Алка не слушала разговор, но, когда я спрятал телефон, спросила:

— Не Майсурадзе ли, случаем?

— Нет, товарищ… А что?

— С ним осторожнее. Опасный человек.

— Почему? Мне… такой милый… милостивый…

Алка махнула рукой:

— Да какое там! Змей еще тот! На всё способен!

— Например? — всполошился я, окончательно высвобождаясь из оболочки.

Алка усмехнулась:

— Ну, например, девочки говорили, что он ихнего грузинцкого бывшего президента то ли сам убил, то ли послал кого-то убить… А потом сбежал, там жить ему нельзя, тут сидит…

— А какого это президента?

— Камасутрия, что ли… Или Хамсамурдия… чего-то такого, сложного… Да я в них не разбираюсь — девчонки говорили… Он нас всех перетрахал, полковник твой любимый…

— И… тебя?

— Ну, и меня… Я чем хуже? — обиделась она, а мне стало жаль её, я скорей полез к ней — только тут можно найти теплоту, доброту… приятное… хорошее… ласковое… Она это поняла и погладила меня по голове, как Бабаня, отчего я совсем сник и раскис и был полностью счастлив в этот день счастья.

А Стоян, поведя ушами и затылком, стал спешно заводить машину, потому что джиповики в шелковых шарфах и длинных плащах уже соизволили подойти к своим клыкастым и глазастым машинам и сейчас громко переговаривались, величественными жестами показывая, кому куда садиться. Под их пристально-недобрыми взглядами мы скромно отъехали и ввернулись в поток машин. Куда мы едем? Куда мы всё едем?

— На Красную площадь?..

Алка ответила:

— Нет, пока в зоопарк, Стояну бабочек надо. Зачем тебе эта площадь? Что там смотреть? — а Стоян, оторвав обе руки от руля, показал квадраты: