Читать книгу "Наш последний эшелон - Роман Сенчин"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Т-тупые свиньи, одни тупые свиньи вокруг. Хрюканье их, я не могу больше слушать их хрюканье. Выйти и поливать их свинцом, размазывать гадов. О-о-о-о, как я их всех ненавижу! За все ненавижу. Они, они цепляют бирочку «Я убогий» и валятся на колени. Валятся на меня, понимаешь! Да пусть взметнутся, пусть всё затопят. Скорей, скорей до конца!»
…Ничего не понятно, как все это так получилось, что получилось и чем все это закончится.
1996 г.
Осталось только завернуться в одеяло, лечь на кровать и ничего не видеть. Закрыть глаза, замереть. Еще один вечер, а потом наступит ночь, за нею приползет побитой, больной собакой следующий день. И что? Меньше трех месяцев хватило, чтобы и здесь мне стало невыносимо. И вот осталось только завернуться в одеяло, лечь на кровать и закрыть глаза. Ничего не видеть. Пошло-яркие картинки на стенах, непременные в каждой общаговской комнате, казенную мебель, стулья, которые рассыпаются и их нужно поминутно сбивать ладонями, грязные обои, пыльную паутину под потолком, за окном серую муть осени. Тоска, она мешает мне дремать, она цепкая и неутомимая, она трясет меня, толкает куда-то. Я распутываюсь, встаю, снова кутаюсь в одеяло. Кажется, в комнате минусовая температура, в щели окна дует, занавеска колышется от сквозняка. Что я здесь делаю? Я приехал, чтобы изменить свою жизнь, мне надоело там, я думал, что появятся новые люди, интересные люди; надеялся найти здесь что-то, о чем смутно догадывался, лекарство от вечного неудобства, скуки, неприкаянности. Не скрою, у меня были слишком радужные представления о Литературном институте. Но вот я понял, что попал в еще худшее дерьмо, в более глубокую яму. Там, дома, грели мечты, там многое можно списать на провинциальную тупость, кричать: «Болото!» – и плакать, что одинок и несчастен. Я не могу писать, из меня текут лишь желчь и нытье – на это я, кажется, теперь только и способен. Нет денег, еды, никуда нет желания пойти, а ведь я в Москве, через пару месяцев меня вышибут отсюда, так как я совсем не учусь, я не сдам сессию, и меня отчислят. Я соберу вещички, побреду куда-нибудь дальше по жизни. Усталый, забитый, злобный. Как слезливо и романтично…
Открыл дверь. Выглянул в коридор. Коридор пуст. Лампы не горят, здесь еще холоднее. Зачем я выглянул? Закрываю дверь, принимаюсь ходить по комнате туда-сюда. В пачке несколько сигарет «Примы». Закурить… Неизвестно, удастся ли купить завтра новую пачку… Нет, повременю, пока можно и потерпеть.
У Марины и Оксаны я не ел почти неделю, – может, чего-нибудь дадут пожевать. Они добрые: если у них есть, они не откажут. Мы учимся в одной группе, на прозаиков; Марина приехала откуда-то из Средней Азии, а Оксана – с Поволжья, обе уже успели найти работу: одна – репетитором, ходит к какому-то мальчику и учит его английскому языку, другая – в отделе писем в редакции мелкой газеты.
Оксана сидит за столом, пишет, Марина режет хлеб. В сковороде аппетитно парит жареная картошка, рядом копченая скумбрия. Да, я подгадал в самый раз.
– Добрый вечер, девушки, – говорю я.
Они отвечают: «Привет, привет!» – и приглашают к столу.
– А можно?
– Давай, Рома. Не надо церемоний.
Жареная картошечка и рыба, что может быть лучше!.. Девушки выглядят усталыми, им не до разговоров, мне, если честно, тоже. Но для приличия спрашиваю:
– Как день прошел?
– Нормально, – отвечает Марина. – А у тебя?
– Так… Скучно, одиноко…
Говорить особенно не о чем. О литературе мы наговорились в первые недели знакомства, почитали творения друг друга, поспорили, все выяснили, а теперь идут будни – то, что называется жизнью… Вот Марина вспомнила смешное из сегодняшней лекции по введению в языкознание, стала пародировать преподавателя и, наконец, рассмешила Оксану. И я тоже слегка похихикал…
Хорошо, поел, теперь можно вернуться к себе, с удовольствием покурить. На сытый желудок не так страшно встретить ночь.
– Пишешь что, Оксан?
– Да так, пытаюсь…
– Дашь почитать?
– Ну, как готово будет. – И улыбается смущенно.
Писательницы… До пятого курса научат их стряпать терпимые поделки. Такие дотягивают до диплома, становятся профессионалами. Как там? «Литературный работник». Хе-хе…
В коридоре я встретил Андрея. В первый момент я обрадовался, а потом испугался, ведь Андрей – это значит чуждые мне разговоры, напряги, споры…
– О, Андрей, ты откуда?
Пожали друг другу руки, потрясли их. Подходим к комнате.
– Добро пожаловать в мою нору.
С Андреем мы после десятого класса отправились в Ленинград, он там зацепился, стал теперь в свои двадцать четыре одним из главных торговцев обувью, имеет трехкомнатную квартиру, дорогую машину, свой торговый дом, склады. Из школьного хулигана Андрюни он превратился в солидного мужчину, знающего себе цену, с головой на плечах и пухлым бумажником в кармане. Он вроде и считать-то как следует не умел, а теперь ворочает миллионами, контролирует доходы-расходы, разбирается в накладных, за пять минут принимает рискованное решение, поняв каким-то чутьем, что оно принесет ему стопроцентную выгоду.
Я включил свет – свет немного сглаживает убогость комнаты, – налил в банку воды из пластиковой бутылки, включил кипятильник.
– Ты один, что ли, живешь? – спросил Андрей, положив «дипломат» на старый диванчик, который по причине многодневного отсутствия моего соседа Дениса не был застелен.
– С парнем вообще-то, но он здесь редко теперь появляется.
Андрей с легким презрением оглядывал обстановку. Он, если честно, меня раздражает. Рядом с ним я особенно остро чувствую свою ничтожность. Каждое его движение выдает уверенного, знающего, как надо жить, человека.
– А где он?
– В институте работает дворником, потом едет к девушке, ночует у нее.
– А ты не работаешь?
Я хмыкнул:
– Мне учиться хватает.
– А деньги?
– Стипендия семьдесят тысяч, родители…
– Я-асно. – Его голос напоминает следовательский, и наш разговор как допрос.
Я решил перевести его на другую тему:
– Ты надолго в Москву? Да садись, Андрей, что так стоять… Сейчас чай будет готов.
– В четыре утра самолет в Варшаву. – Он сел на шаткий стул, хотел было закинуть ногу на ногу, но, видимо, побоялся. – Еще зайти здесь кой-куда надо. Почему так холодно?
– Комната угловая, батареи чуть теплые, да и окно не заклеено, сквозит… Обогреватель есть, но что-то там отпаялось… – Я тоже сел. – Как дела, процветаешь?
– Идет потихоньку, – кивнул Андрей. – Еще один склад арендовал. Второго бухгалтера пришлось взять, один уже не справляется.
– Рад за тебя. Вот, полюбуйся машинкой. – Я показал на стоящую на письменном столе пишущую машинку. – «Самсунг». Спасибо тебе.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Наш последний эшелон - Роман Сенчин», после закрытия браузера.