Читать книгу "Скользящие в рай - Дмитрий Поляков"

В изменчивом возбуждении масс ощущалась нехватка вождя. Те, которые вывели людей на улицы, давно и безуспешно умоляли их разойтись, оказавшись под дулом неотвратимой ответственности. Но так легко и быстро переварить свалившуюся власть народ не мог. Возникшая было растерянность наперекор себе породила осознанную, прямую, бескомпромиссную ненависть. Толпа беременела новыми, по-настоящему опасными вожаками.

Стиснув зубы от холодной ярости, Глеб рвался вперед. Тут и там толкались разгоряченные мужчины, время от времени стрелявшие в воздух. Один из них ухватил Глеба за плечо, дыхнул в лицо гнилыми зубами: «Куда бежишь?» Открытой стороной ладони Глеб, не раздумывая, саданул ему в челюсть, перешагнул и стал протискиваться дальше. Толпа выла и рычала и сильнее давила в сторону, туда, где из разбитых грузовиков спешно сооружались трибуны. Поняв это, Глеб устремился к краю площади, прокладывая себе дорогу локтями и коленями. Треснул и оторвался рукав куртки. Стекло вонзилось в ногу, прошив подошву. Одержимый одной целью, он буквально выдавливал себя из все более крепнущих объятий толпы. Минут через двадцать, совсем обессилевший, Глеб вырвался на свободу и, не дав себе передышки – только выдернул из подошвы бутылочное стекло, – кинулся к уже целиком различимым Новым воротам. Ему пришлось пригибаться, закрывая руками голову, и лавировать среди похожих на футбольных болельщиков парней, которые упоенно забрасывали булыжниками вывернувшийся из подворотни автозак с зарешеченными окнами.

Вот, наконец, ворота, озаренные красным светом пожаров, с римской квадригой наверху.

За ними – шоссе и подземный переход.

Поначалу он не осознал происходящее. С обеих сторон трассы из перехода с какой-то нереальной интенсивностью валил густой черный дым. Траурные клубы вылетали, скручиваясь, из адских провалов, смрадной сажей оседая на всем, что было вокруг. Глеб подошел ближе, машинально набрал номер Кристины, услышал все тот же автоответчик, сообщающий, что связи нет. Тогда он разжал пальцы, и телефон упал на мостовую. Он был ему больше не нужен.

Откинувшись на гранитный парапет, окаймляющий спуск в переход, на асфальте сидел человек. На нем практически не было одежды. Кожа то ли сгорела, то ли почернела от сажи. Плечи блестели черно-бурой кровью. Спокойным взглядом он смотрел на приближающегося Глеба. «Что случилось?» – спросил Глеб. Вернее, это ему показалось, что спросил, на самом деле он только подумал, не раскрывая губ. Но в глазах его застыло такое глубокое отчаяние, что человек понял вопрос и, изогнувшись от боли, выдавил:

– Взрыв… внутри… я с краю… все…

По-видимому, этих усилий оказалось для него чересчур много: дыхание сделалось бурным, оно явно причиняло боль его обожженным легким. Глеб не мог прийти в себя, овладеть своей волей. Перед глазами высвечивались то Кристина, то Назар, то мертвый парень в одних носках.

– Чего смотришь? Помоги. – Голос прозвучал за спиной.

Глеб резко обернулся и увидел черного от копоти врача, больше похожего на шахтера. На кончике носа у него висели, казалось, абсолютно ненужные сейчас узенькие очки для чтения. О том, что это врач, можно было догадаться лишь по натянутой на голову грязной медицинской шапочке. Неподалеку стояли две чудом оказавшиеся здесь машины скорой помощи. Врач подошел к пострадавшему и взял его за предплечья. Человек застонал.

– Бери за ноги, – сказал врач.

Глеб послушно взял липкие ноги, и они понесли его, на удивление легкого, к машинам.

– Сколько живых? – спросил Глеб.

– Пятеро, – ответил врач, посмотрел на Глеба колючим взглядом и сухо добавил: – Все мужчины.

Они погрузили пострадавшего на пристегнутый к «скорой помощи» автоприцеп, выложенный матрацами, поскольку сами машины были забиты ранеными. «А если бы она не послушала меня и покинула переход…» Врач пожал ему руку. Глеб отметил, что врач немолод и худ, как жердь.

– Попробуем выбраться, – сказал он устало. – Может, кого и довезем.

Странная кавалькада медленно двинулась в путь, непрерывным гудением раздвигая людские потоки.

Глеб подошел к переходу и сел там, откуда они вынесли последнего пострадавшего, должно быть, пятого. Тяжелый, сладковатый дым, идущий из перехода, насытил его кровь дурманящей отравой. Ему вспомнилось что-то далекое, важное, но, как ни старался, он не мог уловить даже очертаний своего воспоминания.

Он не знал, сколько времени просидел на одном месте. Пальба, грохот, крики не прекращались ни на минуту. Потом он поднялся. Стянул с руки оторванный рукав куртки. «Если бы она не послушала меня… если бы Назар… если бы… если бы…» Он нагнулся, прижав ладони к лицу, и долго стоял так, покачиваясь, издавая звуки, похожие на глухое рычание затравленного зверя.

Неровным шагом он плелся по разгромленным, заваленным мусором, загаженным, липким улицам. Немного кружилась голова, и слегка подташнивало, как при качке на судне в открытом море. Вероятно, от дыма. Он шел без всякой цели, не замечая, где находится. Пробегавшие мимо люди задевали его. Один раз он даже упал. Нарастающая вокруг суматоха не достигала его сознания. В ней было не больше смысла, чем в катании шаров на бильярде, хоккейном матче, тиканье часов. В ней было не больше смысла, чем во всем том, что произошло.

Ему представилось, как он стоит на балконе, залитый теплым утренним солнцем, а перед ним через полупустой пляж сверкает и манит легким своим, светлым дыханием такое спокойное, такое недостижимое море. Банальный символ человеческого счастья – как сувенирная побрякушка, отгоняющая злых духов.

Он бездумно свернул в переулок, окончившийся тупиком, пошел обратно, но попал не туда, откуда пришел. Широкий проспект запрудила толпа человек в двести. Все они надрывно и зло орали и как-то опасливо наседали в одну сторону, при этом не продвигаясь вперед. Сквозь грохот и ор до его слуха донеслись глухие ритмичные удары. Не понимая, что делает и зачем, он протиснулся сквозь разгоряченную толпу и прямо перед собой увидел хорошо организованное подразделение милиции, натасканное на разгон демонстрантов. В касках, бронежилетах, отлично экипированные спецназовцы в лад друг другу колотили резиновыми дубинками по дюралевым щитам, стараясь нагнать страху на снедаемых жаждой крови соотечественников, от которых их отделяли какие-то сто метров.

Он и не заметил, как, очутившись в первом ряду, вдруг ощутил себя частью этого целого, как общая ненависть стала его ненавистью, как общий гнев стал его гневом, как несогласие с происходящим превратилось в несогласие с самим земным существованием этих уверенных, крепких защитников той неведомой силы, которая отняла у него профессию, надежду, цель, жизнь. Он не заметил, что уже кричит вместе с этой трусливой толпой, не способной идти на осознанные жертвы, что его руки готовы рвать и убивать, когда за пластиковым забралом он вдруг разглядел испуганные голубые глаза молодого спецназовца, и этот страх, страх оттуда, подействовал на него словно приказ. Не отдавая отчета в своих действиях, он сорвался с места и бросился на кордон. Толпа взревела и слепо ринулась за ним.

Что-то вцепилось ему в грудь, прочно и безнадежно, вгрызаясь все дальше и дальше в глубь тела. Он упал на колени, хватая рукой воздух. Толпа пролетела сквозь него и сшиблась с кордоном. «Это снайпер, дружок, – шепнул кто-то. – Во-он он, на крыше сидит». Глеб стоял на коленях, прижимая руки к груди. «Гаишник… – мелькнуло в мозгу. – Легкая мишень». Он увидел, как из массы дерущихся людей выступил человек и неспешно приблизился к нему. Постояв несколько секунд, он легко поднялся в воздух и протянул ему руку. Превозмогая нарастающую тяжесть, Глеб медленно поднял голову. Черты лица незнакомца удивительным образом напоминали ему его собственные. «Ну же», – ласково позвал незнакомец.