Читать книгу "Невидимая смерть - Евгений Федоровский"

– Форвертс, геноссен зольдатен, так вас и так!

Артиллеристы скучились в табунок и рысцой потрусили к пехоте.

Сведения о подходе танковой дивизии, полученные от унтер-офицера, Павел передал в штаб корпуса, оттуда они дошли до Рыбалко и Ватутина. Точность подтвердила авиационная разведка. В полдень с У-2 заметили немецкую танковую колонну, которая из Святошино спешила к Пуще-Водице. Нанести по ней бомбовый удар не удалось. Появились «мессеры» и «фоккеры», разгорелся воздушный бой. Рабалко приказал линейным танкам зарыться в землю, приготовиться к обороне, а инженерному полку на время оттянуться назад.

Короткий ноябрьский день подходил к концу. Ни по глубине, ни по фронту прорыв не достиг запланированного штабами. Вклинились в оборону лишь на 7 километров. 180-й стрелковой дивизии, которая наступала на Вышгород почти без поддержки танков и артиллерии, так и не удалось овладеть городком.

7

Ночью, не затихая, лил дождь. Братья и вернувшийся Петраков накрыли танк брезентом, вырыли под днищем яму, натаскали сучьев, облили соляркой, разожгли костерок. Было хоть и дымно, но тепло. Костя достал из вещмешка сухари и чуть ли не килограммовую банку горбуши в собственном соку, добытую у старшины еще до боя. Поужинав, ребята улеглись спать, Павел хотел сходить к Боровому, узнать о Петренко, но очень устал за день и было так уютно под танком, что раздумал и скоро забылся, даже не успев подумать о Нине, ее он всегда вспоминал перед тем, как уснуть.

К рассвету вода размыла бровку и полилась в окоп. Димка очнулся первым, глотнув вместе со вздохом глинистую жижу. Вскочил, будто подброшенный пружиной, завопил:

– Тонем, братцы!

Оглоушенные, выбрались из-под брезента. С неба низвергался дождь, земля раскисла, уже не впитывала влагу, образуя ручьи и лужи. Ноги до колена утопали в грязи. Павел поискал глазами тральщик Борового, но за сеткой дождя ничего не увидел. С фронта, где закопались линейные танки, послышался грохот. Он начался с тугой, негромкой ноты, постепенно ширился, охватывая пространство от края до края. Видимо, танки, о которых говорил пленный унтер-артиллерист, пошли в контратаку. По мере приближения гул, оставаясь общим, стал члениться на отдельные громы. Чтобы не мокнуть под дождем, Устряловы и Петраков спрятались в танке. Павел же продолжал стоять, прислушиваясь к начавшемуся бою.

Глухо, как-то робко, забухали наши танковые пушки. Минуту спустя в дуэль вступили немецкие орудия. Их выстрелы звучали раскатисто, с жестяным ведерным звоном.

Из пелены дождя призраком выявилась конная упряжка. Четверка заморенных коняг, скользящих на глине, падающих на передние ноги, тянула дивизионную пушку. Артиллеристы в обмотках, с подогнутыми полами шинелей, облепили орудие, пытаясь помочь лошадям. Пушка завалилась одним колесом в колдобину. Лошади и люди обессилели вконец. Раскрасневшийся от злости парень в шапке-полусуконке с отвислыми ушами сорвал со спины карабин и начал прикладом, как дубиной, хлестать коренника по костлявому крупу, с которого обильно стекала нездоровая серая пена.

Демьян, наблюдая за этой картиной из люка, нажал на стартер, Митька сбросил с танка конец троса, прицепил к лафету. Утяжеленный тралами, сам утопая в грязи, танк все же выдернул пушку.

– Не найдется ли покурить, товарищ командир? Другой день не куривши, – подбежал к Павлу хитроватый дядька, командир расчета.

Павел достал подмокшую пачку «моршанской».

– Откуда прибыли?

– Из резерва главнокомандования, – возвращаясь после глубокой затяжки к привычной жизни, проговорил артиллерист.

– Берите всю. У нас есть.

Сержант схватил пачку махорки обеими руками, кинулся к расчету, забыв поблагодарить. Через минуту он, видно, вспомнил об оплошности, вернулся обратно, сунул самодельное кресало с трутом:

– Вам на память. Эта дальнобойная не подведет.

– Кого вспоминать-то? – крикнул вдогонку Павел.

– Сержанта Кужелку и его сильно уставших, но лихих товарищей!

Следом прошло еще несколько упряжек. Эти в помощи не нуждались.

Дружно наваливалась на пушки сопровождавшая артиллеристов пехота.

Между тем рев танковых моторов нарастал. Чаще и беспорядочней пошла стрельба.

– Командир, на связь! – позвал Митька. Павел нырнул в люк.

– Спишь? – услышал он недовольный голос Борового. – Сейчас линейные откопаются, пойдут в атаку. Мы пойдем за ними… Что вчера не пришел?

– Устал.

– Жаль. Горилка была.

– Как Петренко?

– Контузило малость, однако остался в строю. Кстати, пусть Петраков ремонтникам поможет. «Летучка» стоит у разбитого Алешкиного трала.

У немцев танков было больше, но за два часа удар удалось отбить. Наши стреляли с близкой дистанции, с неподвижного положения, снаряды чаще достигали цели. Когда подошли тральщики, на поле стояло десятка два подбитых «пантер» и «тигров», штук семь наших тридцатьчетверок. Сожженные немецкие машины почему-то опускали длинные стволы, будто их перетягивали толстые набалдашники дульных тормозов. Тридцатьчетверки же высоко задирали стволы, а если неприятельский снаряд попадал в боезапас, то от них далеко отлетала башня. Получалось как в поговорке: «Или грудь в крестах, или голова в кустах». Так их проектировали, так строили, так они воевали.

Бой теперь переместился. Немецкая танковая дивизия хотя и попятилась, но остановилась у дач Пущи-Водицы. Саперы успели заминировать подступы. Пришлось тральщикам опять выдвигаться в первый эшелон. За взрывами мин и дымом, слившимся с дождем, Павел все же рассмотрел приземистый силуэт «пантеры», но выстрелить не успел. Глаз кольнула яркая с синевой вспышка, и тут же оглушительно треснула башня. Заломило в ушах, будто лопнули барабанные перепонки. Павел видел, как снаряды обрубали у танков стволы орудий, в первый момент подумал, что так случилось и с его машиной. Он отбросил крышку люка, высунул голову – нет, ствол на месте. Значит, немецкий канонир угодил в башню болванкой, а она срикошетила. Рухнув на сиденье, Павел прижался к пористой резине наглазника прицела, подработал маховиками, нажал на педаль. С тупым стуком откатилась в люльке пушка и вернулась обратно. Из щелей «пантеры» брызнул огонь. Выскочили два танкиста в кургузых куртках, петляя, побежали куда-то в сторону. Митька послал пулеметную очередь. Строчка прошлась над головами, хлестнула по лужам, через секунду немцы скрылись. Демьян обошел пылавшую «пантеру», погнал тральщик дальше. Когда минное поле кончилось, по радио передали приказ снова остановиться тральщикам, а линейных выпустить вперед. Однако у самых окраин Пущи-Водицы танки напоролись на огонь такой яростной силы, что тоже прекратили движение, стали ждать, когда подтянут артиллерию.

Уже в потемках вернулся Костя, ходивший ремонтировать трал Петренко.

– Ну и попали мы в переплет, – возбужденно стал рассказывать он. – Копаемся себе, а метрах в двадцати от нашей «летучки» «тигр» стоит, гусеница у него сползла. Чую, вроде там кто-то звякает. Присмотрелся – мать-мамочка, гансики! В шинелишках задрипанных, пилотках на уши. Похожи на нашего брата-ремонтника. Я было к автомату сунулся, да старшой придержал, шепнул, мол, делай вид, будто не замечаешь. И гансики работали себе, нас тоже как бы не видели… После этого старшой сказал, что, бывало, у двух подбитых, почти сцепившихся танков возились и те и другие, блюли вроде бы деликатное соглашение. – Петраков горестно покачал головой. – Тоже ведь подневольная, вовсе не боевая скотинка, как лошади…