Читать книгу "Меняла Душ - Дмитрий Самохин"

«Тогда давай отдадим ему Менялу Душ», — предложил Гончий.

«Это наша единственная возможность вернуть Прародину», — возразил Ааран.

«Да черт с ней, с этой Прародиной! В нее верит один лишь Бог-Император. Мы можем погибнуть — вот что главное!» — издал вопль ужаса Гончий.

«Мы остаемся в замке. Мы принимаем бой!» — отрезал все возражения Ааран.

Он выбрал путь для себя и стаи. Гончему ничего другого не оставалось, как подчиниться. Если уж умирать, то достойно.

Глава 15

ХРАНИТЕЛЬ И ПАЛАДИНЫ

Видеофон истошно распевал «Хава нагилу» и при этом изрядно фальшивил. Жнец вздрогнул, разрывая узы сна, очнулся и осмотрелся по сторонам, пытаясь спросонья разобраться, кто и по какому поводу позволил себе его потревожить. Не найдя виновника случившегося, он обнаружил настырный видеофон, показывавший на дисплее встревоженное лицо личного секретаря отца Станислава. Вспомнив, что отец Станислав и он — одно и то же лицо, Жнец приподнялся, сполз с постели и дотянулся до видеофона. Ответив на вызов, он схватил бутылку, стоящую на столе, и опрокинул ее в горло.

В такой позе его и увидел на экране секретарь — отец Ганорий. Его лицо растянулось в ошарашенной улыбке, он судорожно сглотнул и кривым, как сучок, пальцем ткнул в экран.

— А-а… это как… Не понима…

— Чего бубнишь? — рявкнул Жнец, напрочь позабыв о духовном смирении и сане, возложенном на его плечи.

Увидев глаза отца Ганория, Жнец проследил направление его взгляда и обнаружил, что они остановились на бутылке, которую он держал в руках. Поводив бутылкой из стороны в сторону и убедившись, что глаза неотрывно следуют за ней, словно прилипшие, он расхохотался и заявил:

— Не боись, у меня сегодня разгрузочный день!

— Но вам же нельзя! Это же… А пост?! Как же…

— А мы никому не скажем, никто и не узнает! — заговорщицки подмигнул отцу Ганорию Жнец.

От такого панибратства секретарь побледнел и стал заикаться:

— Д-да. К-конечно. Ник-кому не скажем…

— Вот и ладненько! — обрадованно потер руки Жнец, водрузив бутылку с водкой на стол. — Что стряслось в нашем королевстве, если ты меня от дела отрываешь?

— С вами очень хочет встретиться Арвати Махони…

— Это что за фрукт? — перебил секретаря Жнец.

— Он представитель Православной Соборной Церкви Центральной Африки, — доложил отец Ганорий.

— А что, и такая есть? — удивился Жнец, чувствуя, как его голова медленно распухает, превращаясь в арбуз.

Только африканского священника ему сейчас не хватало!

— Этим летом вы должны были посетить патриарха ПСЦЦА, — напомнил секретарь.

Судя по его насмешливому взгляду, он уже искренне сомневался в здравом рассудке своего патрона.

— Если должен был, значит, обязательно посетю — или щю? — не знаю как точно выразиться. А за каким лядом он сейчас приехал, вроде бы до лета еще пахать и пахать?

Жнец всеми путями пытался откреститься от визита африканского церковника. Встречаться с ним не хотелось. Когда такие проблемы, а твоя сущность раздваивается, делится подобно инфузории-туфельке, разве может быть дело до религиозных диспутов по вопросам вероисповедания?

— А вы передайте господину Арвати, как его там, Мах… Мох… что я болен и никого не принимаю. — Последняя попытка увильнуть от прямых обязанностей.

— Господин Арвати Махони просил передать, что он понимает, что его визит — большая неожиданность для вас и об этом визите вы не были предупреждены, но он всё же просил о встрече с вами, поскольку до лета может не дожить. Господин Арвати Махони безнадежно болен. Ему осталось жить считаные дни! — с траурным лицом, полным мировой скорби, доложил отец Ганорий.

— А я ему чем могу помочь? — изумился Жнец. — Отпустить грехи ему может и обычный священник, на худой случай местный патриарх. Я тут при чем?

Отец Ганорий вытаращился на патрона, как грешник на явление ангела:

— Святой отец, а как же христианское сострадание, помощь страждущим?!

— Ага! — уныло кивнул Жнец. — Чувствую, вляпался я по самые уши, и какого хрена я в семинарию пошел?

Глаза отца Ганория превратились в два шарика — того и гляди выскочат.

— Хорошо. Я приму африканца. Только вот сейчас для встречи с ним у меня нет времени. Назначь ему на будущей неделе. Так уж и быть, полчаса я ему выделю.

— К сожалению, это невозможно. Я взял на себя ответственность и отправил господина Арвати Махони к вам, — робко выдавил из себя секретарь.

— Что значит к нам?! Куда это к нам? — зловеще вопросил Жнец, чувствуя, как в душе медленно закипает гнев.

— Господин Арвати Махони выехал к вам в резиденцию, — пролепетал отец Ганорий. — Он настаивал на встрече с вами. Для него это дело первостепенной важности. А я вам звоню предупредить…

Извержение вулкана Кракатау по сравнению с реакцией Жнеца могло показаться детским пуком. Отец Ганорий, привыкший за долгие годы сотрудничества к смирению патрона, никогда не видел его таким взбешенным.

Отец Станислав побагровел, на лбу вздулись жилы от напряжения, и ледяным тоном, не терпящим возражения, он сообщил отцу Ганорию, что они вынуждены будут расстаться. Глаза же Станислава Елисеева при этом полыхали огнем, от которого даже на другом конце видеокабеля можно было воспламениться.

Жнец разорвал соединение и медленно опустился в кресло. Если верить отцу Ганорию, то в скором времени у него в резиденции появится иностранная делегация, к встрече с которой он не готов. Станислав думал, что, пока он не разберется с собственной жизнью, делами церкви ему заниматься не придется. Однако он ошибался. Вспышка гнева, нахлынувшая на Жнеца, медленно улеглась, и он уже жалел, что так грубо разговаривал с отцом Ганорием. Отметив про себя при случае замолить грех перед незаслуженно обиженным секретарем, Жнец вышел из кабинета и отправился в гостевую комнату, где отдыхал Яровцев. Он намеревался его разбудить, но, открыв дверь, обнаружил, что в комнате никого нет.

Жнец недоуменно пожал плечами и направился назад в кабинет готовиться к прибытию гостей, которые должны были вскоре появиться на пороге.

Приготовления заняли у отца Станислава минут сорок. Он побрился, проглотил две таблетки адсорбента, чтобы избавиться от последствий принятой накануне на грудь водки, умылся, причесал всклокоченные кудри и остановился перед гардеробом, размышляя, в каком же облачении лучше всего встретить африканца. Несколько минут колебаний привели к тому, что Елисеев надел строгий черный костюм с маленьким элегантным крестом на лацкане, повязал фиолетовый с отливом галстук и заколол его золотой булавкой в форме меча.

Приправив образ ароматом «Святого бенедиктинца», Жнец спустился на первый этаж, приблизился к входным дверям и распахнул их, чтобы столкнуться нос к носу с караулом из двух монахов, служащих в его епархии, и двух африканцев в европейских одеждах, которые сопровождали иссиня-черного негра в разноцветных одеждах, где преобладали оранжевые и зеленые цвета, с намотанным на голову высоченным тюрбаном с павлиньими перьями. Делегация медленно поднималась от лимузина по ступенькам дома Елисеева и выглядела весьма экстравагантно. Монахи, облаченные в церковные костюмы, отличающиеся от цивильных лишь расшитыми на спине и груди золотыми крестами, черные, как августовская ночь, африканцы-телохранители и разодетый точно петух миссионер.