Читать книгу "Сага - Тонино Бенаквиста"

– С возрастом становишься сентиментальным, ты меня об этом не предупреждал, Луи.

Вместо ответа он с хрипом откашливается и выдает несколько итальянских ругательств. Я продолжаю беседу, стараясь избегать томительных пауз.

– Маэстро оставил тебе «Платаны»?

– Да, он завещал мне отель. Всем было наплевать на эту развалину. Когда говорят, что Рим – единственное место в мире, где стоит жить в ожидании конца света, то это, в общем-то, верно, правда, есть еще лучшее место, к юго-востоку от Рима. Беда в том, что я не доживу до конца света.

Вот чего я опасался с того момента, как только вошел в его комнату. Смутное предчувствие, что такой разговор состоится, возникло у меня уже в ту секунду, когда Шарлотта сообщила о его звонке. Успокаивающие фразы, моральная поддержка, перевоплощение душ – Луи, ты же знаешь, у меня нет способностей к диалогам на эти темы.

– Конец света может начаться через десять минут, учитывая все, что о нем говорили.

– Я мог бы сказать тебе о времени своей кончины с точностью до двух часов, но лучше промолчу, а то ты тут же сбежишь. Ты ведь не изменился, а, Марко?

– Я никогда не видел, чтобы кто-то менялся.

Молчание. Выжидательное.

– Вот интересный вопрос. Для сценариста, я имею в виду. Могут ли герои меняться.

– Герой в конце фильма не должен оставаться таким же, каким был в начале. Иначе возникает вопрос, зачем ему нужно было переживать черт знает что?

– Подумать только, что я провел пятьдесят лет, переделывая действительность, сглаживая все шероховатости, по своему усмотрению показывая ее лучшие и худшие стороны… Вот ты, кого пока еще можно считать частью этого мира, ты должен знать, не собираются ли принять специальный закон против таких типов, как мы?

– Пока еще нет.

– Идиоты…

Он медленно поворачивает голову на бок и закрывает глаза. Луи, прекрати это, немедленно!

– Не пугайся, еще не время. Иди, погуляй и приходи вечером.

Я не заставляю его повторять это дважды.

После стаканчика кьянти и огромной порции салата из помидоров, какой не встретишь ни в одной другой стране мира, я снова зашел к Луи. Охватившая меня легкая тревога рассеялась на пороге его комнаты. Он смотрел со своей постели в широко распахнутое окно на холмы, залитые красноватым светом вечернего солнца. Покой, в котором нет ничего успокаивающего.

– Что это за женщина внизу, Луи?

– Она не захотела уезжать отсюда. Постепенно мы стали друзьями.

– Она очень ласковая. И красивая.

– Только ко времени нашего знакомства мое сердце билось уже вполсилы. Его ударов еле хватало для меня одного.

Моя рука лежит на столике возле книги. Он пользуется этим, чтобы схватить ее и сжать, не отрывая взгляда от холмов.

– Мне конец, Марко.

– Ты всегда любил похныкать.

– Открой вон ту тумбочку.

Он отпускает мою руку, я открываю тумбочку и достаю большую тетрадь, пожелтевшую от времени. Осторожно перелистываю ее, боясь, что она может рассыпаться. Все страницы плотно исписаны. Я узнаю почерк Луи.

– Это одна из реликвий эпохи.

– Из тех времен, когда ты работал с итальянцами?

– Я тебе уже рассказывал?

– Да, тридцать лет назад.

– Тем лучше, сэкономим время. Помнишь весь бред, что нам приходил в головы, когда мы работали над «Сагой»?

– Мы говорили о сценариях, которые никогда не напишем, высказывали самые фантастические идеи, придумывали самые абсурдные диалоги, самые смешные реплики, в общем, все, что невозможно показать продюсеру или режиссеру.

– Когда я работал с итальянцами, мы все время что-то писали, пили, ели и разговаривали о всякой ерунде. У меня была отвратительная привычка записывать все это вместо того, чтобы сразу забыть. Реплики, которые не произнес ни один актер, беспорядочные мысли, множество мыслей, за которые можно было попасть в тюрьму, если бы они стали известны. Я дарю ее тебе. Можешь использовать этот материал, а можешь засунуть тетрадь в глубь ящика стола, как сделал я. Тебе решать.

– Я не могу принять этот подарок, Луи.

– Ты хочешь, чтобы тетрадь досталась Лоретте? Что она будет с ней делать? Скорее всего, выбросит вместе с мусором.

Этот порыв возмущения заканчивается приступом кашля. Его сероватое лицо становится багровым. Не зная, чем помочь, я стучу ему по спине. Вопреки всем ожиданиям, он успокаивается. Медленно приходит в себя.

– Если ты когда-нибудь увидишь тех двоих, передай им, что я никогда не переставал о них думать. Я вспоминал улыбку Матильды, ворчание Жерома. И, конечно, взгляд Тристана, уставившегося в телевизор.

Неожиданно он с силой вцепляется в мою руку. Это спазм, который, кажется, длится вечность.

– Я позову Лоретту!

– Только не сейчас!

Новый спазм. Я боюсь, что мое сердце остановится раньше, чем его.

Он просит меня перевернуть его на бок.

– Мне хочется закрыть глаза, но ты продолжай говорить…

– Говори что-нибудь, это лучшее, что ты можешь сделать. Я все никак не решаюсь. Мне может не хватить времени. Соберись с мужеством, Марко. Или ты будешь сожалеть об этом до конца своих дней.

– Знаешь, Луи… Есть одна вещь, о которой мы могли бы поговорить. Но я не уверен, что ты захочешь.

– Сейчас или никогда.

Он чертовски прав, наш Старик. Сейчас или никогда.

– Одна вещь не дает мне покоя, Луи. Я очень часто размышлял об этом. Тысячи раз. В конце концов, это превратилось в вызов сценаристу, которым я стал с твоей помощью.

– Проблема со сценарием? Замечательно, ты не мог найти лучшей темы для разговора. Я умру на сцене как Мольер.

– Вот уже тридцать лет, как я анализирую эту историю. Перебрал уйму гипотез… И в результате пришел к версии, которая кажется наиболее вероятной.

– Ты всегда был самым талантливым из нашей четверки.

– Это по поводу смерти Лизы. Твоя Лиза…

– Это ты ее убил, Луи. Другого правдоподобного объяснения нет. Я долго сомневался, прежде чем пришел к такой мысли. Но с точки зрения сценариста, другого решения нет. А я искал, ты знаешь…

Он медленно открывает глаза. Тень улыбки немного оживляет его взгляд.

– Сегодня днем, услышав твои шаги, я подумал, смогу ли заговорить с тобой об этом. Иногда нужно выговориться, чтобы облегчить совесть.

– Но твоей совести этого никогда не требовалось.

– Думаю, именно это и позволило мне продержаться так долго. После ее смерти все изменилось к лучшему. Да, я какое-то время продолжал страдать, но уже совсем иначе. Я мог представить себя без нее, но представить ее без меня – было выше моих сил.