Читать книгу "Во власти мракобесия - Андрей Ветер"

– Справку я, конечно, напишу, – ответил Смеля-ков, – только не буду указывать настоящие реквизиты счетов и банки указывать не буду.

– Ты думаешь, что говоришь? Не доверяешь президенту?

– Дело не в этом, – объяснил Виктор. – Так или иначе, но президент обязан ознакомить с этой справкой Черномырдина, а может, и ещё кого. Если я укажу действительные номера счетов, Петлин, скорее всего, узнает об этом очень быстро и все свои капиталы переведёт на другие счета и в другие банки. И тогда у нас ничего не будет на него, только голословные утверждения. А так пусть думает, что у нас неточная информация. Когда дело против него будет возбуждено, вот тогда я и представлю реальную информацию следователю.

– Обжёгся на молоке – теперь и на воду дуешь.

– Учителя хорошие были, – невесело произнёс Смеляков.

– Ладно, я согласен. Что у тебя ещё?

– Ознакомьтесь. – Смеляков положил перед начальником справку по Кротенко. – Считаю, необходимо материалы передать в Управление контрразведывательных операций ФСБ для дальнейшей его разработки. Оснований для этого более чем достаточно.

– Да, это очень серьёзно.

– Думается, что под благовидным предлогом Кротенко нужно отвести от Черномырдина. Только очень осторожно. Может быть, даже повысить в должности, но которая подальше от секретов и лишила бы его возможности сбора информации.

В тот же день Коржаков встретился с Черномырдиным и доходчиво объяснил председателю правительства сложившуюся ситуацию. Виктор Степанович выслушал информацию хмуро и спросил:

– Что же мне с ним делать?

– Лучшим выходом было бы перевести Кротенко без шума на другую престижную должность. – Тут Коржаков сделал паузу и с нажимом уточнил: – Но только без шума, Виктор Степанович. Нельзя, чтобы американцы заподозрили хоть что-нибудь. Пусть он продолжает работать на них, а ФСБ в нужный момент возьмёт его с поличным. Если повезёт, то и кого-нибудь из американцев за руку схватят.

– Но куда ж я переведу его? – Черномырдин насупился.

– Да хотя бы в предвыборный штаб. – Коржаков засмеялся и добавил: – Всё равно там хозяйничают американцы.

– Ну уж вы скажете! – фыркнул премьер-министр.

Воспитанный в советские времена и вскормленный идеями шпиономании, Черномырдин панически боялся малейшего упоминания об американских шпионах. Если Кротен-ко попал под подозрение российских спецслужб, от него, конечно, следовало избавиться без промедления. Но вместе с тем председатель правительства не доверял и начальнику СБП и по-настоящему боялся его. «А вдруг это происки против меня? Что, если Коржаков затеял какую-то игру? Может, Кротенко вовсе и не американский агент, а наоборот, мой верный сторонник? Тогда получается, что Коржаков хочет просто отодвинуть его от меня… А если всё-таки шпион? И почему без шума? Накрутили чего-то! Всё время накручивают! Мало нам было КГБ! Мало нам было страхов!.. Нет, от этого Кротенко надо всё же избавиться. Не я его привёл в Белый дом. Пусть другие отвечают…»

Черномырдин зашёл в свой кабинет и тут же схватился за телефон – связался с руководителем аппарата правительства.

– Алло! Владимир Федосеевич!

– Слушаю, Виктор Степанович, – с готовностью откликнулся на другом конце провода Бабочкин.

– Ты мне вот что!.. – закричал Черномырдин. – У тебя такой Кротенко есть? Что? Есть? Ага!.. Где работает? У меня он работает? Ну и?.. Хорошо работает?

– Ну да, конечно, хорошо работает. Активный.

– Активный? А ну гони его немедленно! Шоб я ни духу о нём… Немедленно! Шпион твой Кротенко! На американцев работает!

– Но, Виктор Степанович, почему вы думаете…

– Ты меня понял? Немедленно его в три шеи отсюда! Мне лучше знать, что и почему! – проревел, отчаянно гнусавя председатель правительства. – Много вопросов все задают, а нужного-то никто! Никто! Набрали шпионов!.. И чтоб сию же минуту! Ты усвоил, Владимир Федосеич?

– Усвоил, Виктор Степанович, – тихо ответил Бабочкин, так ничего и не поняв.

* * *

Едва Машковский взошёл на крыльцо своего загородного дома, навстречу ему вышел секретарь.

– Здравствуй, Коля. Что такой серьёзный? Случилось что-нибудь?

– Григорий Модестович, здесь Степан. – Секретарь чуть заметно вскинул брови..

– Степан? – Машковский остановился и постучал тростью о пол. – Откуда он взялся? Ему что, удалось выкрутиться? Чего ему надо? Давно он тут?

– Минуть тридцать.

Машковский властно сжал губы, нахмурился и задумчиво обвёл двор глазами.

– Он один приехал?

– Да, – кивнул Николай.

– Ладно…

Степан полулежал на диване, закрыв глаза, и потягивал вино из высокого бокала. Громко играла симфоническая музыка. Казалось, он не слышал приехавшей машины.

– Откуда ты взялся? – вместо приветствия спросил Григорий Модестович. – Уверни звук.

– Здравствуй, папа.

Степан вскочил, едва не расплескав вино, и шагнул к отцу.

– Я велел тебе уменьшить громкость! – Машковский упёрся в сына твёрдым взглядом.

Степан метнулся к музыкальному центру и убавил звук. «Суетится…» – отметил старик, наблюдая за своим беспутным отпрыском.

– Тебя выпустили? – спросил он и положил обе ладони на набалдашник трости.

– Да.

– Как? Почему выпустили? Под залог, что ли?

– Да, под залог… – Степан неопределённо взмахнул руками, и в этот раз вино немного выплеснулось на ковёр.

– Урод, – произнёс Машковский и прошёл мимо сына к шкафу. Он молча взял с полки бутылку коньяка и налил немного в рюмку. Сделав маленький глоток, он повернулся к сыну и долго разглядывал его. – Сколько же взяли?

– Кто взял?

– Сколько взяли как залог?

– Тысячу, – неуверенно ответил сын.

Григорий Модестович пригубил ещё немного и поставил рюмку на стол. Несколько минут он думал о чём-то, глядя в пол, затем произнёс:

– Врёшь. По голосу слышу, что врёшь. Кто внёс? Баба твоя? Или муж её, рогоносец этот, что ли?..

– Нет, заместитель мой, кажется… Вернее, он через адвоката передал.

– Врёшь, Стёпушка, слышу, что врёшь. Только вот зачем врёшь старику? Что скрываешь, мальчик мой?

Машковский снова взял рюмку и подошёл к сыну. Глядя ему прямо в глаза, он чокнулся с его бокалом и сказал:

– Выпьем… За свободу… Как там? Не понравилось?

– Где?

– За решёткой. Страшно? Говнисто?

– Страшно, пап, очень страшно, – серьёзно ответил Степан. – Всё бы отдал, чтобы не сидеть там.

– И что же ты отдал?