Читать книгу "Экипаж. Команда - Андрей Константинов"

– Конечно, помню.

– Так вот, этот пример, скорее, приятное исключение из правил. Тогда обе службы сработали на редкость дружно. Вообще же в ту пору наблюдение за иностранными подданными велось бездарнейшим образом, и все потому, что разные службы в своей деятельности руководствовались своими инструкциями и плевать хотели на других. Вот представь себе такую ситуацию: 1909 год, из Харбина в Петербург отправляется поезд. В этом поезде едет германский лейтенант, которого от самого Харбина негласно сопровождает наш офицер разведки, изображающий случайного попутчика. Дальняя дорога, естественно, располагала к общению, и за первые сутки пути «наш» успевает психологически грамотно обработать немца. Русская водка, русское гостеприимство – словом, клиент готов. И вот только-только немец начинает откровенничать, как поезд подъезжает к станции Чита. И здесь к ним в купе вваливается эдакая детинушка – вот с такенными кулачищами и с лицом держиморды. Короче, одного взгляда на этого парубка немцу было достаточно для того, чтобы заткнуться и вплоть до Иркутска, где детина сошел, провести в молчаливом разглядывании пейзажей за окном. Да и после Иркутска он почему-то из прострации не вышел и так, в молчаливой задумчивости, до самого Петербурга и доехал. Офицера по приезде, естественно, на цугундер – что ж ты, такой-сякой, неделю в поезде катался, казенные денюжки пропивал-проедал, а результат – пшик? Ну, тот и отписал в своем рапорте: так, мол, и так, всю работу коту под хвост спустил переодетый жандармский унтер, «чин и звание которого нетрудно было определить по его манерам и разговору, а также по предъявленному им кондуктору… бесплатному проездному документу».

– Так это он что, ксиву свою проводнику в присутствии объекта показал?

– То-то и оно. В целях экономии казенных средств к наблюдению на железной дороге привлекались сотрудники железнодорожных жандармских отделений, для которых проезд в поездах был бесплатным. Причем наблюдение эти горе-филеры вели лишь в зоне своей ответственности. То есть у этого участок от Читы до Иркутска, соответственно, у следующего – от Иркутска до Красноярска и так далее…

– В общем, у нашего государства денег на ментовку во все времена не хватало, – рассмеялся Паша.

– Вот именно. И это еще один аргумент в пользу поиска супруги среди «своих». У жены-офицера и запросы скромнее, и характер бойчее… Ты вот как-то говорил, что у вас там девушка какая-то появилась. Симпатичная?

– Далась вам моя женитьба! – разгорячился Козырев. – Ну нет у меня никого на примете. Ни в кого не влюблен и в обозримом будущем ни на офицере, ни на рядовой жениться не собираюсь.

– Ты чего разошелся-то? Не будешь и не надо. Живи один. Только насчет «ни в кого не влюблен» – не зарекайся. Была бы рожица, а любовь приложится… Ну что, наелся? Теперь по чаю?…

Людмила Васильевна не случайно затеяла этот разговор. В последнее время она заметила, что с Пашкой происходит нечто, очень сильно смахивающее на состояние влюбленности. И вот сегодня, по его болезненной реакции на эту тему, опытный «разведчик» Михалева поняла, что не ошиблась. А сам Козырев этой ночью долго не мог уснуть. Слова Людмилы Васильевны разбудили его воображение, и, лежа с закрытыми глазами, он долго мечтал, представляя, как они с Полиной живут вместе, утром вдвоем едут в контору, потом гоняют объектов, а вечером, опять-таки вместе, возвращаются домой. И это было круто.

Паша диктует шифровку,

Полина морзянку стучит.

Ладошки убрав под головку,

Их маленький Штирлиц сопит…

Однако надо признать, что в данном случае Людмила Васильевна все ж таки немного переборщила – ни оперу, ни эфэсбэшнику, ни «грузчику» для создания счастливого семейного очага вовсе необязательно искать себе супругу с такой же холодной головой и таким же горячим сердцем. Достаточно того, чтобы она просто отдавала себе отчет в том, что для своего избранника она всегда будет стоять на третьем месте, поскольку на первом у него всегда будет работа и на втором, соответственно, тоже. Если признать эту парадоксальную аксиому за данность, тогда вместе, пусть не легко и не беззаботно, можно будет прожить пять, а то и десять лет. Дольше выдерживают лишь уникальные женщины, но такие оперативникам достаются крайне редко. Поэтому после десяти лет супружеской жизни все равно приходится совместными усилиями выстраивать то, что наш первый президент гордо называл «системой сдержек и противовесов». Дабы во внутренней системе координат семья переместилась пусть не на первую, но уж хотя бы на вторую позицию.

В свое время все это уже проходил Нестеров. В первые годы Ирина была идеальной милицейской женой и относилась к работе мужа с должным уважением и пониманием. Она не жаловалась, не возмущалась и не роптала. Более того, когда это было необходимо, по мере сил старалась помочь. Кстати, первое «боевое крещение» Ирины состоялось уже на пятый день их официально проштампованной совместной жизни.

После свадьбы Нестерову предоставили медовую неделю, четыре дня из которой они провели на даче в Рощино, не вылезая из постели. Насытившись жизнью интимной, Ирине захотелось жизни духовной, и на пятый день они потащились в город – на премьеру в Александринку. Времени было полно, и они решили прогуляться от Финбана до театра пешком. На Литейном, немного не доходя до Некрасова, юный супруг вдруг резко обернулся, заметив проскользнувшую мимо дамочку, и констатировал: «Это Вика!»

– Какая и где? – ревниво поинтересовалась Ирина.

– Вон, зашла в проходняк.

– И что?

– Она в розыске, паспорт на Евстигнееву Екатерину.

– Будем ловить?

– Нет! Пойдем по своим делам, а завтра оцепим весь микрорайон – вдруг она до сих пор во дворе нас дожидается!.. Стоп, Ириш, стой на месте.

Нестеров, делая вид, что он пьян и желает по нужде, завалился под арку доходного дома. Минут через пять вышел.

– Одиннадцатая квартира, коммуналка, второй этаж, окна во второй двор, дверь говно, в хате Льдина, ворованные шмотки на дореволюционном шкафу справа от комода, собираются пить портвейн «Иверия» за два сорок две, салат «Столичный» порезан по-хамски, время есть.

– Для того, чтобы меня проводить до театра?

– Для того, чтобы ты позвонила в дежурку.

– И?

– Вызовешь дежурного опера, дашь адрес, скажешь Нестеров ждет в парадной напротив.

– А если…

– Сошлешься на Романова, тот знает – я порожняки не гоняю. На вот – возьми две копейки.

– Так ведь «02» бесплатно.

– До «02» за мою жизнь еще никто никогда не дозванивался.

Ирина позвонила с ближайшего таксофона, передала текст, а затем вернулась и нашла Нестерова.

Двадцать минут томительного ожидания Ирина провела в пахнувшей мочой парадной. Она хотела спросить у Нестерова, что все это значит, но он шепнул ей: «Ириш, ты у меня жена в самый раз!.. Но давай попозже».

Романов прибыл трусцой. Он оказался молодым, с наглецой, крепышом-колобком. Он заметно суетился и постоянно вздергивал носом: