Читать книгу "Лезвие вечности - Андрей Быстров"

Пожав руку озадаченному мореплавателю, он подхватил девушку и вынес на берег.

– Пиво забыли! – окликнул его Том.

– Угощаю, – великодушно объявил Борис, которого переполняла жажда благотворительности.

– Поставь меня на землю, уронишь, – смеясь, взмолилась Иллерецкая.

– Уроню то, что мне дорого?! Никогда! Однажды я уронил и разбил бутылку водки, так это мне был урок на всю жизнь.

Он донес Ольгу до самого дома, изрядно запыхавшись. Борис пренебрегал спортом и не привык держать в руках груз тяжелее записной книжки, но на сей раз ему так хотелось сделать исключение.

В парке, под густыми древесными кронами, уже совершенно стемнело. Борис нашарил выключатель и зажег четырехгранные фонарики, осветившие крыльцо.

– Добро пожаловать домой, – сказал он.

– Но это не наш дом, – с грустью проговорила девушка.

– Нет, это наш дом. Дом странников, укрывающихся от грозы.

Борис прошел в гостиную, включил бра по обеим сто­ронам книжных полок.

– Я промокла и замерзла, – пожаловалась Ольга.

– Прими горячий душ, а я растоплю камин.

– Ты умеешь топить камин?

– Надо же когда-то учиться.

Она отправилась в ванную, а Борис занялся камином. Сначала он напустил в комнату столько дыма, что можно было повесить не то что топор, а весь инструмент пожарной бригады. Борис открыл окна, и дым немного рассеялся, зато образовался сквозняк и принес с собой новую напасть: огонь в камине заполыхал с такой чудовищной силой, что знаменитый костер Паниковского бледнел в сравнении с ним. Борис схватился за кочергу. Наконец он ухитрился умерить пламя, так что дикий вой в трубе перестал напоминать о старте баллистических ракет.

Оля вышла из ванной в длинном темно-фиолетовом халате. Кашлянув от дыма, она устроилась в кресле у камина. Халат чуть распахнулся на груди.

– У тебя здорово получилось… для первого раза, – произнесла она. – Можно снимать исторический фильм о газовой атаке немцев на Ипре в тысяча девятьсот пятнадцатом году… Но все-таки закрой окна. Я простужусь.

Борис выполнил ее просьбу.

– Знаешь, в этой ванной я была вроде Алисы в Стране Чудес. Там есть такие штуки…

– Какие? – спросил Борис, выуживая сигарету из деревянного ящичка в верхнем отделении бара.

– Такие… Их надо крутить, а потом нажимать.

– Ну да?

– Еще бы… Я поняла, именно в этом все дело, когда попадаешь в чужую страну. Люди, автомобили, магазины – все такое же. Дома немного другие, но главное отличие в мелочах. Как открыть воду в ванной? Как позвонить по уличному телефону? Куда бросать жетоны, чтобы пройти в метро, и есть ли у них вообще жетоны? В книгах об этом не пишут.

– Конечно не пишут, – согласился Борис. – Это само собой разумеется. Пойду посмотрю на твои штуки. Значит, сначала крутить, а потом нажимать? Не наоборот?

Девушка обиженно взглянула на Бориса.

– Интересно, как это у тебя выйдет. Пошуровав кочергой в камине, Борис загасил сигарету и двинулся в ванную. Он разделся, встал под душ и приступил к исследованию никелированной панели, обилием ручек, кнопок и рычажков похожей на пульт управления космического корабля. Он едва не ошпарился, прежде чем научился регулировать температуру воды. Но больше, чем столь очевидное стремление усложнять жизнь, Бориса удивило наличие окна в наружной стене, через которое был виден парк. Впрочем, почему бы и нет, подумал он. Ванная с окном снизу доверху, без штор невозможна в России, но здесь, в Англии, в стране покоя и безопасности, на территории частного владения, куда никто без приглашения не забредет, она уместна, как нигде. Иллюзия единства с природой, да почему иллюзия? Единство. Ведь и портьеры в гостиной – не для того, чтобы кто-нибудь не подглядел, а элемент дизайна, для уюта…

Второго халата не оказалось. Борис закутался в огромное полотенце наподобие древнего римлянина. Вернувшись в гостиную, он вскинул руку в салюте.

– Марк Антоний, начальник конницы и сенатор, приветствует тебя, царица Египта!

– О… Ты похож на Антония. Особенно очки.

– Я Антоний в современной трактовке, – пояснил Бо­рис. – Очки символизируют великий ум.

Пока он принимал душ, гостиная успела согреться. При мягком освещении, дополненном отсветами оранжевого пламени, комната стала еще более уютной и домашней, словно уменьшилась в размере. Оля сервировала стол, приготовив скромную закуску из запасов Слейда, поставила в центр новую бутылку вина. Приспособлением вроде автоматического штопора, найденным Олей, – тоже характерный штрих непривычного быта – Борис откупорил бутылку и разлил вино по бокалам.

– Давай выпьем за корабли, – сказала девушка. Отражение огненных языков плясало в рубиновой сердцевине бокала.

– За те, что идут ко дну?

– Нет. За те, что держат путь к далекому дому… и возвращаются. И за вас, храбрый капитан.

– Корабли не возвращаются, – Борис поднял бокал, – корабли уходят и приходят, а это совсем не одно и то же.

– Я рада.

– Чему?

– Я и сама так думала, а ты правильно угадал.

– Я не угадывал, я теперь знаю.

Они выпили понемногу, просто чтобы ощутить вкус вина.

– Неужели для того, чтобы отличить важное от пустяков, – сказала Ольга, опуская взгляд вниз, к огню, – неужели для этого надо, чтобы в нас стреляли?

– А что, по-твоему, важно?

– Сидеть в кресле у камина.

– Пить вино.

– Говорить ни о чем.

– И молчать о том же.

Они улыбнулись друг другу одними глазами.

– Планировка английских домов, – промолвил Бо­рис, – такая же загадка, как и те штуки в ванной. Например, мистер Слейд упоминал о том, что где-то тут есть спальня. Но вот где?

Оля подошла к Борису, присела на подлокотник его кресла, провела рукой по его влажным волосам.

– Зачем тебе спальня, Антоний? Вот ковер. Это шкура льва, поверженного Гераклом. А за окнами шумит великий Рим, и так близка битва при Акции…

Борис прикоснулся щекой к щеке девушки, глядя, как опадают и становятся красными языки пламени в камине.

– Антоний проиграл битву при Акции, – очень тихо выдохнул он.

– Нет. Если ты сражался, ты уже не проиграл.

10

Джек Слейд очень устал. Так всегда с ним бывало: бюрократическая канитель после операции выматывала сильнее, чем работа на холоде, во враждебном окружении.

Марстенс уехал на какое-то таинственное совещание на Даунинг-стрит, и Слейд получил долгожданную передышку. Он даже позволил себе выпить рюмку французского коньяка – только одну, как лекарство от усталости.