Читать книгу "Метро 2033. Право на силу - Денис Шабалов"

А мы – мы сейчас как нищий, у которого автомат есть и которому подыхать под забором не хочется!

– И то, и то – одинаково называется. Беру что хочу – по праву сильного. Но кто тебе сказал, что имеешь ты это право, право на применение силы, моральное право?

– Имею, – ни секунды не сомневаясь, твердо ответил Данил. – За мной – Убежище, дом, семья. Вот мое право.

– Тварь я дрожащая – или право имею… – тихо пробормотал отец Кирилл и печально покачал головой. – Но тот хотя бы сомневался, а ты – нет. Вот что печально…

Данил скривился. Достоевского он читал – книга в библиотеке имелась – и Раскольникова, откровенно говоря, не понимал и даже презирал. Мерзкий поступок, что и говорить… Убить старого человека, того, кто заведомо слабее тебя, – поступок, на мужской похожий мало. Уж лучше бы пистолет взял и на большую дорогу вышел. Или банк ограбил. Все достойнее, чем старуху убивать. И потом… Ну ладно, убил ты. Решился. Так будь хоть в том мужиком, что сопли до колен не распускай!

Да и вообще – сравнения подобные, если честно, сомнительно выглядят! Там – удар в спину, подлый, мерзкий! А здесь – ярость на ярость, сила на силу! Если правда, что полковник сказал, то схватиться насмерть с ротой спецназа и победить – поступок, достойный мужчины и воина!

– Ну и сравнили ж вы, батюшка! – фыркнул Данил. – Не старуху, чай, убивать идем! Что тут философии разводить?! Там – жизнь, и она нам нужна! Отдадут добром – хорошо. Да только ерунда все это, пустые рассуждения, и вы это сами прекрасно понимаете. Никто добром не отдаст того, на чем сидит, того, чем богат.

Санькин отец вздохнул:

– Что верно – то верно. Жадность людская этот мир в пучину ввергла, жадность людская его и погубит. Окончательно погубит. Вот и вас жадность обуяла. Что ни говори – а грабительство это, алчность… Смертный грех!

– Я жить хочу, – просто ответил Данил. Кивнул на притулившихся на кровати жён. – И чтоб вот они жили – тоже. И вы. И Санька с Маринкой, Светкой и Антохой. И Герман, и Михалыч, и Родионыч. Хочу, чтоб Убежище жило нормальной жизнью, а не цеплялось за последний кусок каши, банку тушенки, глоток воздуха. Таков закон жизни, батюшка. Не поймем мы друг друга никогда – на разных языках говорим.

– Да любят они тебя, пойми ты это! Потому и отпускать не хотят! – отец Кирилл, видя, что с позиций веры уговорить не получается, решил зайти с другой стороны. – А ну как погибнешь ты – на какую жизнь их обречешь?

Данил вздохнул:

– А я разве не люблю? Вот потому и иду. А не любил бы – оно мне надо? Ушел бы на поверхность и не появлялся здесь неделями – своя берлога у нас с Санькой имеется, и вы это знаете. Так нет, для них же стараюсь, как вы не поймете? Ладно – продукты! Разве нам не нужны лекарства? А одежда? А ремкомплект для дизелей, запасные части? А фильтры для вентиляционной системы? Трубы, взамен проржавевших, электрика, цемент, строительные материалы, инструмент? Да, на складах что-то есть – но не все, далеко не все! Как прожить без этого – подскажите! И если есть такая возможность – я никуда не пойду, обещаю!

Отец Кирилл вздохнул:

– Те же речи я и от своего отпрыска слышал. Думал, в меня он пойдет, к Богу повернется… Ан нет. Не смог я его в вере воспитать, ой не смог… Вот и теперь хотел отговорить – ранен, весь в бинтах – так нет, не хочет от тебя отставать. Пришел я, если честно, просить тебя, чтоб ты дома его оставил, – да, вижу теперь, зря понадеялся. Куда же вы лезете-то вечно, молодые… Что доказать пытаетесь? И, главное, – кому?

– И не отговорите, бесполезно, – пожал плечами Данил. – Не вините себя, правильно он воспитан. Настоящий мужик, понимает, что к чему. Он – даже со своим ранением – идет! Это его желание, и я ему не указ! Да, молодежь всегда лезет вперед, пытается быть первой, что-то доказать, найти смысл жизни, помочь кому-то. Знаете, батюшка, есть одна очень хорошая максима – жаль, не помню, кто сказал: если ты в молодости не был революционером – у тебя нет сердца; если к старости ты не стал консерватором – ты не нажил ума[54]. Так дайте нам наживать ума самим, не пытайтесь учить своим опытом, дайте учиться на своих ошибках!

Отец Кирилл только печально посмотрел на Данила – и махнул рукой, признавая бесполезность своих речей. Поднялся. Обернулся к так, похоже, и не двинувшимся за все время разговора Иринке и Ольге.

– Ну что ж, дорогие мои… Хоть и знал я наперед, что ни к чему не приведут уговоры мои, – а все ж попытался. Крепка вера мужа вашего в то, что за правое дело он стоит, лжи в душе его не чувствую.

А раз так – Бог простит. Вам же могу посоветовать только одно – молитесь и повинуйтесь, ибо сказано: жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу. Для такого случая есть в католической вере святой, покровительствующий женам, чьи мужья ушли на войну, – Даниил Пандуанский. У нас не католицизм, православие, но и у нас свой святой найдется. Георгию Победоносцу молитесь, покровителю воинов. Коли горяча будет молитва ваша – вернется, даст Бог. Да и не привыкать вам – сталкер он, всегда по лезвию ходит. Ничего больше не могу сделать. Вот разве благословить, – он повернулся к Данилу, трижды перекрестил его щепотью, наклонил голову, прощаясь, и шагнул было через порог, да задержался…

Данил вопросительно посмотрел на него.

– И вот еще что, Даня… – с порога, глядя прямо ему в глаза, сказал отец Кирилл. – Запомни напоследок: право сильного – это палка о двух концах. И если ты поступаешь по праву сильного с другими, то будь готов, что однажды так же поступят и с тобой.

И дверь за ним захлопнулась.

– Не пущу! – взвизгнула Иринка, вскакивая. – Куда ты в герои вечно лезешь?! Все нервы мне измотал своими вылазками, по ночам спокойно не сплю! Как в рейде – так все из рук валится!

Ольга, сидя на кровати, тихо захлюпала.

– А тушенку ты хочешь кушать? – спокойно спросил Данил, глядя на жену. – А сахар? Кашку? А Ольга, вон, шоколадки любит… А у Сашки Тоха недавно заболел – по всему Убежищу лекарства искали и не нашли. Так и пришлось в ЦРБ опять лезть, на другой край города! Рассказать тебе, с какими приключениями туда добирались?! Да только и оттуда уже последнее вынесли! В следующий раз что прикажешь делать – подыхать?!

– Да пропади оно все пропадом! И тушенка твоя, и пшенка! И сахар! И ЦРБ… Лишь бы муж живой был, а там уж протянем!

– Мы-то протянем, а остальные? А детей ты на голодный паек посадишь?

– А будут ли они, дети-то… – Иринка безнадежно махнула рукой, устало присела на край кровати рядом с Ольгой, отвернулась.

– У нас нет – так другим достанется! – отрезал Данил.

Затрагивать больную тему не хотелось.

– И шоколодки мне не нужны-ы-ы… – с подвыванием вставила младшая. – Дань, че мы делать-то будем, если не вернешься-я-я…

– Тот, кто любит, должен разделять судьбу того, кого он любит[55], – тихо ответил Данил. – Ждите, родные мои, и ничего не бойтесь. Я вернусь.