Читать книгу "Тайга шумит - Борис Петрович Ярочкин"

34

В пятом часу утра Заневские вышли от Лесновых.

Они за весь вечер не перебросились и словом, если не считать нескольких просьб: подать то или другое. Но Любовь Петровна видела по глазам и лицу Михаила, что он хочет с ней заговорить, что ему стыдно перед ней.

А Михаилу было не только стыдно, Но и обидно, что не нашел мужества извиниться перед женой в клубе, а здесь было неловко перед собравшимися. И вот они идут домой. Он вздыхает. Вздыхает и Любовь Петровна.

Ночь чудесная, морозная.

Из-за леса показалась луна. Скрипит под ногами снег. Подошли к дому.

Михаил открыл дверь и пропустил жену вперед. Включил свет, помог ей раздеться. Любовь Петровна улыбнулась его вниманию и прошла в свою комнату.

Заневский с минуту стоял задумавшись, потом улыбнулся и стал вынимать из буфета вино, закуску, посуду, расставлять все на столе.

— Как будто бы все, — улыбаясь, пробормотал он и оглядел стол; потом подошел к комнате жены, остановился.

«Что же я скажу?..»

— Ты ко мне, Михаил? — вдруг услышал он, как ему показалось, радостный голос жены и только теперь заметил, что наполовину открыл дверь.

— Нет… да… да-да, к тебе… — растерялся он и, боясь, как бы жена не остановила, быстро продолжал: — Ты, Любушка, не выгонишь?

— Это твоя квартира, — усмехнулась Любовь Петровна, видя его замешательство, и уколола: — Ты меня можешь выгнать.

— Что ты, Люба! — испугался Заневский. — Нет, Люба, это ты вправе была выгнать меня из дома, — быстро заговорил он. — Мне стыдно теперь это говорить… Стыдно, что я столько времени не мог объясниться и поблагодарить тебя с дочкой… за спасение. Да-да, за спасение и не спорь! И ты, и Верочка, и Леснов со Столетниковым, и Бакрадзе с Нижельским спасли меня от пропасти, куда я летел с закрытыми глазами… Я оценил это и век не забуду!.. — Заневский подошел к ней, взял ее руку. — Любушка, дорогая моя!.. Прости меня… забудь, что было, а я… Я это никогда не забуду!

Любовь Петровна плакала, не закрывая лица, а муж целовал ей руки, гладил пышные волосы.

— Пойдем, Любушка, — говорит он, — встретим наш Новый год.

И Любовь Петровна идет.

35

Русакова сидела за столом.

Перед ней лежали книги и брошюры: по механике, трелевке, вывозке на тракторах, конспекты и тетради. Таня прочитывала страничку раз-другой, но ничего не могла запомнить — мысли снова и снова возвращались к Николаю.

Окружающие не узнавали Татьяну. Она стала замкнутой, заметно похудела и как-то сразу возмужала.

День, когда она узнала о случившемся между Николаем и Зиной, перевернул все ее мечты.

Вбежав тогда в свою комнату, она заперлась на ключ и никого к себе не пускала. Она плакала. Плакала долго, громко, не стыдясь, что ее могут услышать.

Когда первый порыв отчаяния прошел, Таня стала думать по-другому.

«Может быть, он и не обманывал меня, а правда любил и любит. Ведь он мог скрыть все это и жениться на мне, я бы согласилась…»

Таня вздохнула, рассеянно посмотрела на конспект и отодвинула его в сторону.

В комнате стало темнеть.

За окнами выла и стонала вьюга: ветер гнул росшие под окнами березки, словно хотел их сломать, куда-то нес потоки поземки, наметал сугробы. А в квартире было тепло. Топилась русская печь, в ее широко разинутой пасти весело потрескивали дрова, тоненьким голоском напевал чайник.

Таня встала, задернула занавеску, повернула выключатель.

В это время Николай, возвращаясь с работы, остановился против окон Татьяны. Он видел ее тень, лежащую на занавеске: девушка стояла у окна и, заложив за голову руки, по-видимому, о чем-то думала.

«Эх, Таня, Таня! — с болью подумал он, и его сердце сжалось. — Даже встречаться не хочешь».

Тень девушки шевельнулась, переместилась вправо и пропала. Николай вздохнул и направился в дом. В коридоре остановился у дверей Татьяны, прислушался. Показалось ему, что Таня что-то сказала, почудилось: произнесла его имя. Взволновавшись, он схватил ручку двери, рванул на себя, но тщетно.

«До того я ей опротивел, что видеть не хочет, — с болью подумал Николай, — запираться стала!»

36

Раздеваясь, Николай с минуту постоял у вешалки и вспомнил, что надо принести Зине дров, набрать в колодце воды. Вздохнул. Застегнул опять телогрейку, надел шапку, вышел во двор. Нарубил дров, принес Зине, потом себе. Сходил за водой.

— Спасибо, Коленька, — поблагодарила Воложина и загородила собой двери. — Подожди, не уходи, — сказала она с мольбой. — У меня ужин готов.

— Спасибо, Зина, я пойду, — отказался Николай. — Холодно в комнате, печь надо топить.

— А почему ты мне не оставляешь ключи? Я бы убрала и протопила у тебя, полы вымыла…

— Зачем? Тебе и своих забот хватает. Я пойду…

— Коля…

Николай нетерпеливо поморщился, посмотрел на Зину. «Ну, что ей еще от меня надо?»

— Ты злишься на меня?

Николай неопределенно пожал плечами, горько усмехнулся. Зина отвела от него взор, губы ее сморщились, на глазах блеснули слезы.

— Не надо, Коля, помогать мне, — тихо сказала Зина, — я не нуждаюсь, понял? И вообще, не заходи больше ко мне, не хочу я, не надо! — сквозь слезы выкрикнула она и, закрыв руками лицо, прислонилась к дверному косяку.

— Нет, надо! — решительно сказал Николай. — Мой долг помочь тебе теперь, помочь воспитать ребенка, и ты не имеешь права отказываться от помощи. Да-да-да! — торопился высказать все Николай. — Я буду помогать тебе…

«Он, кажется, прав», — придя в себя и подумав над его