Читать книгу "Подлинная история баскервильского чудовища - Михаил Юрьевич Харитонов"

мраке. Одеваться он не стал, решив, что приготовленная постель его вполне устраивает. Клопы, правда, все-таки были, так что воздушному духу пришлось обернуться маленькой птичкой и выклевать насекомых. Огненный волк согрел постель дыханием и устроился у очага, а водяной, обернувшись черным леопардом, улегся внизу — сторожить покой хозяина.

Устроившись на ложе, рыцарь отправил волка, чтобы он привел девку. Возможно, решил он, она ему еще понадобится утром.

Девка оказалась понятливой. Сначала она прижалась к телу Певца, а когда он оттолкнул ее — спокойно повернулась спиной. Рыцарь закутался в толстую холстину, которую ему постелили в качестве одеяла, потом подумал и уделил наложнице часть тряпки — ему не хотелось утром обнимать озябшее тело. И тут же заснул — быстро и крепко.

Как обычно, ему снились звезды.

Проснулся он непонятно где. Было холодно, страшно холодно. Кровати не было, не было и слуг. Он лежал на глыбе льда, голый, распластанный, и над ним смыкались своды огромной пещеры. Два огромных сталактита спускались с вышины прямо к нему, их острия почти касались глазных яблок, третий сталактит упирался в пуп. Голую спину кололи острые столбики сталагмитов. С каждым мигом они, казалось, чуть подрастают, бодая и буравя онемевшее от холода тело.

Певец попробовал шевельнуть рукой. Ничего не вышло. Голоса тоже не было. Но главное — он не чувствовал маны: во всем теле не оставалось ни капли силы, как будто холод высушил его досуха.

Видимо, решил Певец, его каким-то образом похитили — победив его слуг — и перенесли в место силы. Старой, настоявшейся за многие годы… а то и столетия.

Откуда-то сверху донесся тихий смешок — несомненно, женский. Так смеются довольные старухи.

— Ты попался, — прошелестело под сводами. — Что ты теперь будешь делать? Ах да, ты же не можешь говорить. Какая жалость! У тебя неплохое тело. Мне будет приятно смотреть, как его проткнут мои колышки… — Сталактиты задрожали, их острия опустились еще ниже, а сталагмиты закололи спину с удвоенной силой.

Певец тем временем собрался с духом. Маны не было, но оставалась воля и умение управлять собой. Он сконцентрировался на горле. То, что мешало говорить, было чем-то вроде льда, разлившегося по мускулам шеи. Рыцарь осторожно пошевелил языком: вроде бы получилось.

— Или, может быть, дать тебе пожить еще немножко? Ты, кажется, еще толком не проснулся и не успел ощутить всю прелесть положения, — старуха гадко хихикнула.

Каменные челюсти чуть-чуть разжались — сталактиты отодвинулись от глаз, сталагмиты как будто стали покороче.

— А ты не очень-то любезный кавалер, — продолжала она, — с этой грудастой девкой ты обошелся как с последней шлюхой.

Певец попытался пошевелить пальцем. Ничего не почувствовал. Тогда он согнул руку. Ощущений не было никаких, но он увидел краем глаза, как шевельнулась тень на стене, и понял, что неподвижность — иллюзия.

— Э, нет, так мы не договаривались, — раздалось сверху. — Лежи спокойно…

Каменные челюсти снова начали смыкаться. Сталактиты нависли над глазами — казалось, острия вот-вот коснутся зрачков.

Рыцарь дернулся в сторону, схватив рукой самый острый сталактит и с усилием — в отмороженных мышцах вспыхнула боль — сломал его.

Тут же он почувствовал, как возвращается мана. Ее было немного — как раз хватило, чтобы усилием мысли расколоть ледяное ложе и упасть в черную воду под ним.

— Куда-а-а… — завыла старуха, но Певец оттолкнулся ногами от ледяной кромки и нырнул в глубину.

Чем ниже он опускался, тем больше росла сила. Когда светлое пятно наверху скрылось из виду, в глазах потемнело от нехватки воздуха, а мышцы свело от холода, он смог наполнить легкие маной и согреть себя изнутри. Потом он утяжелил тело, и оно стало опускаться само. Он падал… падал… падал…

Певец очнулся на ложе. Оставаясь абсолютно неподвижным, приоткрыл глаза. Сторожевые духи спали, не чуя дурного. Мельникова дочка лежала рядом, ее большая грудь мерно поднималась и опускалась, колыхая холстину.

Рыцарь, не шевелясь, прогнал силу по телу, разогреваясь, потом резко повернулся и вцепился девке в горло. Та захрипела и попыталась сопротивляться, но он сдавил так, что у нее полезли глаза из орбит.

— Поклянись маной, что никогда не причинишь мне вреда, — сказал он совершенно спокойно, — или я тебя убью, прямо здесь.

Девушка отчаянно затрясла руками. Вспыхнуло и опало зеленое пламя магической клятвы. Встрепенулись потревоженные духи: из-под кровати ударила струя пара, огонь в очаге защелкал зубами, выбивая из поленьев снопы искр, а с потолка ударила, как тяжелая лапа, воздушная волна. Рыцарь невольно разжал пальцы, и девушка, вывернувшись, выпрыгнула из постели.

— И это все, на что ты способна, ведьма? — спросил золотоволосый.

— Я далеко от дома, — спокойно сказала девка, поправляя волосы. — Но даже здесь я смогла заморочить тебя и твоих слуг. И почти победила. Если бы ты не расколол ту льдину.

— Кстати, что это было? Просто сильный морок? Или ты перенесла меня к себе? Я думал, это невозможно.

— Нет, не так, — девка провела перед собой открытой ладонью, и в воздухе возник зеркальный овал. Девка наклонилась над ним и принялась внимательно изучать шею, ища пятна от пальцев.

— Что же? — не отставал рыцарь.

— Я перенесла кусочек своей пещеры сюда. Сложное заклинание, берет много сил, но результат того стоит. Ты оказался в моем пространстве, оно полностью подавило твою ману. К сожалению, я далеко от дома и смогла перенести сюда только очень маленький кусочек пещеры — ровно столько, чтобы раскрыть его над тобой. Когда ты сломал сталактит, то в облегающем пространстве появилась дыра. Через нее ты смог дотянуться до своей силы, а потом расширить дыру и выбраться.

— Ах, ты та самая пещерная ведьма, — понял Певец. — Что ж, ты хороша, если способна ворожить вдали от своего места. И мою охрану ты обвела вокруг пальца.

— Обычный женский прием. Хорошие слуги не интересуются тем, что происходит в постели господина, не так ли?

— Кстати, может быть, ты вернешь настоящую внешность? — проворчал рыцарь. — Хочу посмотреть, с кем же я кувыркался в мыльне. Надеюсь, меня не стош… не испугаюсь.

— Не много ли чести? — колдунья всмотрелась в зеркало особенно внимательно. — Впрочем, любуйся.

Вспыхнуло серебро, и вместо туповатой деревенской красотки перед Певцом встала высокая женщина с белой кожей и длинными каштановыми волосами. Чуть раскосые глаза, осененные длинными ресницами, смотрели внимательно и недобро, рот был собран в волевую складку. Взгляд Певца скользнул по тяжелым грудям, напряженному животу и гладко выбритому лобку.

— Н-да, — пробормотал Певец. — Недурно. Пожалуй, я и в самом деле был грубоват.

— Нравится? — в голосе ведьмы рыцарю послышалось едва заметное