Читать книгу "Своя-чужая война - Владимир Матвеев"

Еще почти тысяча воинов в ипостаси огромных волков, пригнув к земле свои чуткие носы и периодически поднимая головы, чтобы оценить окружающую обстановку, составляли передовой и фланговые дозоры этого войска. Даже мыши не удалось бы незаметной подобраться к походной колонне через их заслоны, не говоря уже о засаде, которую при желании можно было бы устроить в небольших рощицах, что редко встречались у них на пути.

Атей на Агате скакал в голове войска. Матиец, застоявшийся в стойле и соскучившийся по открытым просторам, так и пытался сорваться в галоп, чтобы показать все, на что он способен, поэтому Призраку очень часто приходилось похлопывать того по шее и успокаивать. Ну не было больше во Втором Разящем легионе ни одной лошади, что хоть чуточку могла бы соперничать с жеребцом князя в скорости, силе и, главное, выносливости.

Нет, кони были отличные, не подходящих по тем или иным признакам урукхаи (признанные знатоки этих животных) отсеивали еще в жеребячьем возрасте. Но сравниться с чистокровным матийцем они все равно не могли. Вот через пару лет, когда подрастет потомство отборных кобылиц, над которыми со всей прилежностью поработал Агат, и их поставят под седло, можно уже будет пытаться угнаться за этим конем. Хотя опять же только пытаться. Что ни говори, а потомство матийца будет всего лишь полукровками. Куда им до чистокровного родителя, который и среди подобных ему был словно воин-ветеран среди новобранцев. Ведь мало иметь чистую кровь. Даже она может застояться и «закиснуть», если ее обладатель кроме своего загона и яслей перед мордой и не видел больше ничего. Все же в большей степени те, кому улыбнулась удача приобрести такого коня, покупали их лишь для того, чтобы показать свой статус перед другими «денежными мешками», в круг которых они входили.

Время от времени, Атей все же слезал с Агата, хлопал его по крупу, отправляя размять ноги и порезвиться, а сам или шел рядом с Саем, который отправился с ним в этот поход, или же бежал, если колонна в это время двигалась рысью. Когда это произошло в первый раз, на недоуменный взгляд своей второй жены и ее незаданный вопрос князь сказал следующее:

– Себя тоже нужно в форме поддерживать, а то жиром зарастешь. И вообще, будешь долго сидеть в седле, ноги будут такие же как, например, у Адыма Лошадника.

– Такие же сильные и красивые? – с улыбкой спросил «верный», что ехал поблизости.

– Нет, – покачал головой Атей, а потом, усмехнувшись, добавил: – Такие же короткие и кривые.

Раздавшийся над воинской колонной гогот заставил испуганно вспорхнуть небольшую стаю притаившихся в высокой траве пичужек. Причем громче всех хохотал сам Адым – главный герой этой простой и незамысловатой шутки.

Ирена Светлая – великая княгиня Сайшат! Как ни упрашивал ее Атей ехать в середине колонны – добиться этого так и не смог. Жена, конечно, сказала, что он как муж может ей приказать, но при этом посмотрела на него такими жалобными глазами, что Призрак лишь сплюнул про себя и оставил все как есть. Поэтому Ирена в легком охотничьем костюме, в накинутом на плечи плаще с вышитым серебряными нитями княжеским гербом, скакала на смирной кобылке рядом, внимательно прислушиваясь к разговорам воинов.

«Оказывается, я совсем не знаю своего мужа, – подумалось ей. – Вернее, знаю о нем совсем немного».

И правда, ну, насколько полное представление можно составить о разумном, если все общение с ним ограничилось совместной поездкой в Мегар, после покушения на принцессу. Сидением в его Логове там же да несколькими встречами в Карпейне в особняке ее тетушки. Да, она влюбилась в него почти с первого взгляда, как и Виолин. Вот только Льдинка после встречи со своим будущим мужем больше и не отходила от него, в отличие от Ирены. А ей же приходилось только вспоминать об Атее Призраке, украдкой вздыхая о несбыточном.

Видимо, права ее вновь обретенная сестренка: герои очень сильно действуют на молодых мерит, а в особенности на их неокрепшие мозги. Особенно когда эти мозги принадлежат девушке, которая была отгорожена от существующей в мире действительности высокой стеной замка ее отца и все знания о нем черпала из придворных разговоров и сплетен. Это уже в последние годы, немного повзрослев, она поняла, что все, о чем судачат высокородные в темных замковых углах, нужно делить на десять, а то и двадцать, чтобы получить хоть крупицу истины. Да и то, правдивость этой истины еще предстоит проверять. Но и просто так вытравить сразу все привычки не получится, поэтому и собирала принцесса досужие сплетни.

Небольшой опыт личного общения с вольным, а в будущем великим князем Сайшат, после его отъезда стал дополняться данными и разговорами о нем, которые с регулярным постоянством достигали королевского дворца. А иначе быть и не могло, больно уж хорошо всколыхнул он это дремучее болото. Одних высокородных и благородных убитых и покалеченных на дуэлях наберется, наверное, с десяток. А сколько убитых его воинами наемных убийц и ночников – и не счесть.

И с каждым разом эти разговоры и сплетни о князе были еще красочнее и подробнее. Единственное, чем они походили друг на друга, – это то, что во всех без исключения слухах Атей представал кровавым чудовищем. Завтракает он грудными детьми, обедает их несовершеннолетними матерями, а вечером пьет сцеженную с них кровь. Потом тешится с высокородной, после чего отдает ее на растерзание своим убийцам: вампирам и оборотням. Тот факт, что при таком раскладе высокородных на Тивалене просто бы не осталось уже, сплетников не останавливал. Такой он – и спорить тут нечего.

Самой же Ирене Атей Призрак представлялся в большей степени как могучий благородный воин в блестящих доспехах. Именно такой, как пишут в женских романах, которые она так любила читать на сон грядущий при тусклом свете потрескивающих свечей. Увлечение такими романами было, наверное, единственным, из-за чего ее можно было бы поставить в один ряд с остальными высокородными придворными женщинами. В остальном же своим поведением она напоминала больше непоседливого мальчишку.

К пяти годам девчушка посетила уже все закоулки королевского замка. Заглянула под хвост каждой кобыле и жеребцу, что стояли в конюшнях. Облазила вдоль и поперек гвардейские казармы, где стала всеобщей любимицей. И не раз представала перед своим родителем-королем в рваном платье, с разбитыми коленками и носом, и получала трепку за то, что ввязалась в драку между поварятами, что не поделили надкушенный пирожок.

Но женскую натуру просто так не сотрешь и не вытравишь, будь ты хоть трижды пацанка. Почитав такие романы, она закрывала книгу, положив предварительно между страниц закладку из длинного пера, и, задув свечу, погружалась в мир сновидений, главным героем которых был все тот же герой в сверкающих доспехах, образ которого в последнее время был очень похож на князя Сайшат.

Действительность оказалась другой. Не было в ней белых лошадей (а совсем даже наоборот), не было блестящих доспехов и щитов с гербами врагов, кои избранный ею кидает к ногам Ирены. Краски поблекли, стали не такими яркими, как в ее снах, да и вообще она всего лишь вторая жена князя Сайшат, и ей приходится делить его с Виолин Льдинкой. Но это было не главное. Главное же заключалось в том, что эта действительность не вызвала у принцессы чувства разочарования и отторжения.