Читать книгу "Язык его пропавшей жены - Александр Трапезников"

— А откуда письмо? — спросил Велемир Радомирович.

— Вот тут самое интересное. Ты только сразу в обморок не падай. Из Владикавказа. Но не делай поспешных выводов. Фамилия-то не твоя. А Лена, насколько я помню, тоже была Толбуевой.

— Сам же говоришь, что справка могла быть фальшивой.

— Так-то оно так, но вот когда пробьют ее по базе данных — а теперь дело быстрей пойдет — тогда и падай сколько угодно.

Гаршин скоренько проглотил пару бутербродов и поманил за собой в коридор Толбуева. Там он тихо сказал:

— Напрасно ты так откровенничаешь при Черемисинове. Не нравится мне он.

— А что я такого сказал?

— Об иконе, например. Не забывай, что его предок был одним из тех, кто ее выкрал.

— Да этот-то Черемиска совсем дурак. Куда ему что-то красть, кроме битума.

— И все же. Первое правило следователя — никому ничего лишнего. Любой возле тебя может оказаться преступником, или, что не менее худо, информатором. Намотай это себе на ус.

И Гаршин убежал по своим делам. Велемир Радомирович вернулся в номер и продолжил застолье, искоса приглядываясь к мелкому предпринимателю. «А ботиночки-то у него тоже сорок третьего размера, никак не меньше», — подумал он. Черемисинов был длинный и костлявый. Но если подозревать всех, кто рядом — с ума сдвинешься. Однако, что все-таки означают слова Ферапонтова?

Размышления его прервала Марина, явившаяся в номер без стука и без Вадима. Иван, да и все остальные, обрадовались ее приходу.

— Скучно там, а у вас весело, — сказала она. — Вот пришла послушать очередную лекцию. Привыкла уже. Чем-то вы меня, Велемир Радомирович, облучили.

— Он же нейролингвист, — улыбнулся Иван. — Может.

— А где жених? — спросил Толбуев.

— Дрыхнет. Да и не жених он мне больше. Мы решили расстаться. Пока временно. Но я даже в другой номер переехала. А что дальше будет — посмотрим.

Вот это была новость так новость.

— А почему? — Катя удивилась не меньше прочих.

— Да так как-то. Вроде бы без причин. Но характеры у нас разные.

— Это я заметил, — согласился Иван. — Ну и правильно. На твоем пути, Марина, женихи еще будут просто штабелями ложиться.

— Чур, я — первый! — тотчас же вскинулся Черемисинов.

— Охолони, — попридержал его за плечо Иван. — В очередь, сукины дети, в очередь.

Марина с Катей засмеялись. А Велемир Радомирович подумал, что все-таки не напрасно они приехали в Юрьевец. Тут людские судьбы решаются. В Москве разве такое возможно? Там все лживым туманом застлано, а здесь глаза открываются.

— Что ж, — сказал он вслух. — Доставай, Черемисинов, свой блокнот, начнем, пожалуй. Среди наших соотечественников есть один удивительный человек, настоящий подвижник, живущий и ныне, имя которого уже сейчас окружено легендами. Это он, Геннадий Станиславович Гриневич, направил меня в Юрьевец за артефактами, касающимися Праязыка. И именно ему, не побоюсь этого сказать, принадлежит фундаментальный труд, открывающий древнейшую письменность славян. Он по профессии лингвист-дешифровщик. Ему удалось «прочесть» загадочный Фестский диск, этрусские надписи, праславянские каменные памятники и многое другое. И доказать, что письменностью славяне пользовались, по крайней мере, на протяжении шести тысячелетий, до перехода на буквенное письмо, созданное Кириллом и Мефодием.

— А что это за Фестский диск такой? — спросила Марина.

— Сейчас расскажу. Это увлекательнее любого детектива. Он «прочел» его еще тридцать пять лет назад, причем за одну ночь, применив свой метод дешифровки. К тому времени человечество уже научилось читать египетские иероглифы, таинственные послания других племен из глубины веков. Но не удавалось распознать ни одного слова, оставленного этрусками, о которых мы только что говорили с Ферапонтовым. Молчал и Фестсткий диск. Открытие Гриневича, несомненно, одно из самых значительных прорывов в истории мировой культуры и языкознания. Для русских оно имеет особое значение, поскольку доказывает право нашего народа, нашей славянской цивилизации быть названной в ряду первых цивилизаций земли. Но именно поэтому открытие Гриневича встретило замалчивание и критику на Западе, да и в родной стране со стороны недобросовестных лингвистов. Прошло уже столько лет, а открытие Гриневича так и не заняло свое достойного места в ряду достижений мировой культуры. Мало кому оно известно и в России. А ведь метод Гриневича очень прост и понятен. И каждый может сам в этом убедиться. Любой, овладевший им, сможет прочитать загадочные послания наших далеких предков.

Испив огненной жидкости, Толбуев вновь двинулся вслед за славянами, которые ненадолго остановились, поджидая его:

— Изгнанные из Среднего Поднепровья они проторенными путями устремятся на юг, на Балканы, а затем далее — в Эгеиду, уже под именем «пеласги». Сюда же, через Малую Азию придут их соплеменники — рысичи, оставив свои города у подножий Гималаев… А все вместе на острове Крит они создадут могучую Критскую державу, искусство которой станет предтечей великого искусства Древней Греции. И снова, на этот раз уже природа захочет испытать наших предков на прочность. Она пожелает стереть их с лица земли. Я имею в виду всё тот же взрыв вулкана на острове Санторин. Рысичи покинут Крит. Но, вопреки всему, через несколько веков потомки индских и критских «рысичей» — «росы» обретут прежнюю силу и могущество, но уже на иной земле, в Италии, в той ее части, которую принято называть Этрурия. Принявшись за обустройство вновь обретенной земли, и заботясь, прежде всего, о своей безопасности, славяне возведут огромные крепости и «Змеевые валы», которые протянутся аж до Киева.

А заключая свою «тронную речь», Толбуев добавил:

— Гриневич особенно подчеркивал, что за словом и его смыслом всегда стоит нечто большее, то, что будит в каждом из нас не один только научный интерес, но и дает священное право славянину любить все славянское, и это столь же естественно, как любить своих родителей.

Он перестал ходить по номеру, сел за стол и на некоторое время замолчал. Однако остановиться в движении своих мыслей уже не мог.

— Знаменитый ученый-логик Александр Зиновьев сказал мне как-то, что реальная история человечества сфальсифицирована и фальсифицируется систематически уже в настоящем. А в прощальной своей книге «Фактор понимания», обобщая главное, что он хотел донести до думающих людей, Зиновьев говорит еще более жестко и пессимистично: если в двух словах подвести итог эволюции человечества за прошедшую историю, то он уложится всего в одну-единственную фразу — человечество как целое утратило смысл самого своего социального бытия. Оно убило сам фактор своего понимания… Человечество погибнет от своей глупости.

Помолчали. Потом Толбуев заметил:

— Неудивительно поэтому, что многие законченные исследования замалчиваются или шельмуются, а их авторы сталкиваются с большими неприятностями или даже могут получить тюремный срок. Примеры известны и я не намерен их приводить. Но такова практика всех «цивилизованных государств»… Скажу лишь, что похожая непростая судьба выпала и на долю Геннадия Гриневича. Был застрелен один из его учеников. Другого, Николая Энговатова, довели до самоубийства.