Читать книгу "Агент влияния - Уильям Гибсон"

– Вау, – сказала Мануэла. – Не слишком он хватил?

– Учитывая, где мы с вами живем и чем занимаемся, – продолжал Стетс, – вы наверняка не в первый раз слышите такие слова. Люди объявляют о некой инновации, о том, что, по их мнению, станет серьезным прорывом, но пока находится лишь в проекте. Сегодня не тот случай.

– Беременность – это инновация? – Мануэла покосилась на Верити.

– Сегодня я представлю нечто совершенно новое, в корне меняющее жизнь, однако уже существующее. Ее зовут Юнис.

– Как они могут уже знать пол? – удивилась Мануэла.

– Вряд ли она беременна, – сказала Верити.

Через толпу к ним пробивались Кэти Фан, Диксон, Грим Тим и Севрин.

– Тогда это что-то очень странное, – сказала Мануэла.

– Очень, – согласилась Верити.

Они с Кэти Фан обнялись.

– Юнис, – говорил Стетс, – ни на кого не похожа, но в каком-то смысле она такая же, как все. Вот она.

Мануэла широко открыла глаза:

– Это про нее вы все время говорили?

Позади Стетса белая ткань скользнула с киноэкрана, и всем предстала аватара Юнис – может быть, чуть помладше, чем Верити ее запомнила.

– Привет! – Юнис как будто глядела на собравшихся. – Меня зовут Юнис. Без фамилии. У Сири и Алексы тоже нет фамилий, но на этом сходство заканчивается. Я – гибрид ИИ с загруженным человеческим сознанием. Культурно – афроамериканка, это с загруженной стороны гибрида. Местоимение «она», потому же. Благодарю Кейтлин и Стетса за возможность перед вами выступить. Я здесь, потому что я – нечто новое и потому что хотела представиться, не дожидаясь, когда кто-нибудь примется излагать вам свои теории по моему поводу. Заодно хочу сказать, что я никому не принадлежу, и ни Стетс, ни какое-либо другое лицо или организация не получит от меня финансовых выгод ни сейчас, ни в дальнейшем. Я плачу́ сама. И чтобы два раза не вставать. Культурно я, само собой, американка, но не имею никакого конкретного гражданства. Я не существую физически, не привязана ни к какому месту, ни к какой стране. Я распределена глобально и считаю это своим гражданством. Многие из вас слышат меня на родном языке, не на английском. Говоря, я сама себя перевожу. Я мультилингвальна, как никто, живший до меня. – Она сделала паузу. – Отсюда возникает вопрос, можно ли сказать, что я живу. Что я личность. Человек. Могу сказать лишь, что я так себя ощущаю. Я. Юнис.

Она улыбнулась.

Верити обвела собравшихся глазами. Севрин и Грим Тим, Кэти Фан и Диксон, Джо-Эдди и Мануэла, не отрываясь, смотрели на экран. Все вокруг молчали, только в задних рядах толпы плакал младенец. Потом грянули аплодисменты.

Юнис снова улыбнулась:

– Я не буду рассказывать свою историю, но всякий, кто захочет, может спросить меня о ней лично.

Под ее лицом появился адрес веб-сайта.

– И писец «Курсии», – шепнул Джо-Эдди.

– На этом я заканчиваю, – сказала Юнис. – У Кейтлин Бертран, украсившей помещение к сегодняшнему событию, есть для вас кое-что еще. Завтра эту ткань снимут и пустят в переработку на жилища для бездомных. Но это последнее переработки не потребует. – Свет погас. – Доброй ночи всем. Рада была познакомиться.

За стеклянной стеной появились как бы продолжения устремленных ввысь геометрических форм, на много этажей вверх – не из ткани, а из множества подсвеченных дронов, – неподвластные гравитации и мерцающие на концах, словно переливы северного сияния.

Верити хотела спросить Джо-Эдди, что Юнис сделала минуту назад: не про дронов, а про ее предложение говорить со всеми и каждым, однако он все равно не услышал бы ее за громом оваций.

108

Милосердие на лестнице

– Морпех, да? – спросила Юнис.

Недертон сбился со счета, сколько лестничных площадок они миновали. До начала спуска голый бетон сменился кладбищенским мрамором. Бессмысленно-массивная, но в остальном непримечательная бронзовая дверь вывела их на узкую лестницу, по которой они спустились на предыдущий этаж. Разглядывая помещение превосходным ночным зрением дрона, Недертон заключил, что это бойлерная.

– Гаптическая разведка, – ответил Коннер, преодолевая очередной пролет.

В бойлерной, несколько минут назад, дрон бесшумно подкатился к стене. Нижнюю часть дисплея заполнило изображение крашеного бетона, почти как под микроскопом. Слева был огромный бойлер, в зазор между ним и стеной дрон (да и сам Недертон, наверное) не сумел бы пройти свободно. Появилось изображение с Коннеровой жопокамеры, тоже в зеленых оттенках ночного видения. Дрон развернул ступни под прямым углом влево и покатил вбок, за бойлер. Возникла дверная рама все тем же крупным планом, затем сама дверь. Не бронзовая, без всякой таблички.

– Гаптика появилась уже позже меня, – говорила Юнис сейчас, на очередной лестничной площадке.

Там, в бойлерной, что-то щелкнуло, а может, сломалось, Коннер открыл дверь, дрон повернул ступни в обычное положение и вкатился в каморку, напомнившую Недертону то, что он впервые увидел в этом срезе – комнатку в «Фабрикации Фан», только эта была без окон и стерильно чистая. Еще дверь, и они оказались в лестничном колодце.

– Ты военная? – спросил Коннер еще пролетом ниже.

– Часть меня была, – ответила Юнис. – Морфлот. Знала много морпехов.

– И что твоя часть делала? – спросил Коннер.

– Она была тридцать девять тринадцать[52], – сказала Юнис. – Аэровка.

Недертон хотел попросить, чтоб ему перевели, но тут в разговор вклинилась Тлен:

– Юнис только что предложила каждому на Земле возможность познакомиться с ней поближе.

– Так мы пропустили вашу речь, Юнис? – спросил Недертон.

– Там было немного, – ответила Юнис. – Заявление обо мне. Финансовая независимость. Всемирное гражданство. Затем я предложила всем желающим связаться со мной лично.

– Последнее меня удивило, – заметила Тлен. – Но кажется, не удивило Лоубир.

– Остановись здесь, Коннер, – сказала Юнис.

– Есть, мэм. – Дрон замер на ступеньке перед следующей площадкой.

– Она тебе объяснила причины, Тлен?

– Нет. Времени не было.

– Идея возникла, когда она рассказала мне свою историю, – объяснила Юнис. – Когда джекпот уже набирал обороты и прокатилась первая волна пандемий, Англия, которая после выхода из ЕС лишилась всяких внешних сдержек, стала очень похожа на спорно контролируемую территорию. Эйнсли делала, что могла. Однако на каждом новом этапе ей вновь и вновь приходилось опираться на русских. Они умели управлять СКТ. Еще до джекпота. Задолго до джекпота. И тут до меня дошло: то, чему учили меня, и то, чему она по большей части научилась сама, оказалось самой сутью клептархии. Да, это худо-бедно спасло мир от немедленной гибели, однако закрепило перманентно хреновое положение вещей. При котором вырос, например, мистер Недертон. Авторитарное общество по природе своей гнилое, а гнилое общество по природе своей неустойчиво. Правление воров ведет к краху, поскольку те не умеют остановиться в своем воровстве. Однако система держится благодаря Эйнсли. Как только кто-то начинает угрожать стабильности, сознательно или нет, Эйнсли их убирает. Всем известно, что она может проделать это с каждым, если сочтет нужным, с более или менее благотворным для общества результатом.