Читать книгу "Кризис самоопределения - Бен Элтон"

Малике предстояло решить, как себя вести.

С тех пор как они вернулись из России, решений она приняла много.

Малика понимала, что от Джулиана и “Сэндвич-коммуникаций” необходимо убраться подальше. Она оказалась втянута в очень, очень серьезное преступление. Она сознательно работала на иностранную власть с целью повлиять на исход британского выборного процесса, что может вылиться в многолетний тюремный срок. Но как убраться-то? Она сама – в заговорщиках. Джулиан железно обеспечил это, сперва поделившись с ней фактом, что Томми и Ксавье нешуточно нарушают правила предвыборного финансирования, а затем – несопоставимо более значимым откровением о российском следе. И Джулиан Малике платит. К громадной сумме, которую он положил на ее имя, она не прикасалась. Но сумма на счете лежала, и сумма эта принадлежала Малике. Малика сейчас владела ею – мощный компрометирующий фактор.

В том-то и дело. Джулиан хотел, чтобы компрометирующий фактор против Малики имелся.

Малика считала, что изначально Джулиан показал ей, кто тут главный, из тщеславия и определенного эротического куража. Прикольно и мощно – показать красивой ясноглазой девушке, какой же паршивец ее сверхбогатый любовник. Джулиан прикинул, что это ее должно разжечь, – и не ошибся. Но к тому времени, когда он взял ее с собой в Россию, его мотивы, как ей казалось, изменились. Он в некотором роде увлекся ею и пожелал оставить при себе. Вот и взял Малику в напарницы в серьезном преступлении.

Итак. Что теперь делать?

Нужно выбираться, но Малика предпочла бы осуществить это с наименьшим личным риском. Иметь во врагах российскую власть не хочется никому.

Все зависело от того, как она станет обращаться с Джулианом, которого уже на дух не выносила. Он за нею наблюдает, она это знала. Вечно начеку, ловит возможные знаки: а ну как ее преданность не абсолютна? Она иногда перехватывала его взгляды – в них виднелись ревность и страх. Он желал обладать и телом, и душой Малики. Он по-своему извращенно любил ее. Но вместе с тем и боялся ее, потому что в ее власти было отправить его в тюрьму.

А потому, пока она не приготовится сделать ход (а это предполагало, что она сперва решит, что за ход это будет), нужно заставить Джулиана поверить, что Малика по-прежнему охмуренная детка. Девушка, которую он целиком и полностью совратил своим сексуальным изощренным злодейством. Смазливый, падкий на еблю Фаустенок перед своим всепобеждающим сверхмачо Мефистофелем.

Он должен в нее верить.

Ну что ж. Как же в таком случае поступить с тем, что он все еще упирался ногой ей в промежность и попутно дрочил себе подошвами ее стоп?

Потерпеть? Позволить ему? Подыграть ему в его фантазии, что и ей нравится, когда с ней обращаются эдак неприятно и беспардонно, – вода выплескивается из ванны, задница Малики елозит по эмалировке, – и сопровождают все это звуками, средними между пердежем и туманным горном.

Не годится. Он ее заподозрит. Он знает, что она крута. Знает, что горда. Знает, что она – ни покорная инженюшечка, ни прагматичная шалава. Она сказала, что это неприятно. Если прикинется, что ей это по нраву, он сообразит, что она врет и, возможно, скрывает от него тайные враждебные мысли. Мысли, которые могут сделать из Малики угрозу Джулиану.

Так что же. Пусть продолжает? Пусть помыкает ее телом? Делает с ним что угодно, однако пусть понимает, что это исключительно его радости? Что ей это все нисколечко не нравится, но уж раз ее большой могучий мужчина хочет этого, пусть получит? Ему бы такое понравилось, несомненно. Она знала о нем в постели достаточно, чтобы усвоить: секс для Джулиана, как и все остальное, – это власть и главенство. Более того, Малика уверенно предполагала, что любовница неохотная заинтересовала бы Джулиана даже сильнее, чем рьяная. Не откровенное изнасилование, наверное, однако, несомненно, с креном в ту сторону. Да, ему это понравится, но он все равно не поверит Малике, потому что, несмотря на все свое тщеславие, в человеческих характерах Джулиан разбирался и понимал, что она ни за что не стала бы, бля, терпеть такое. Этим, как ей казалось, она его и привлекла. Потому что она крепкий орешек.

И потому она выдернула свои ступни у него из рук, подалась вперед и со всего размаху отвесила ему пощечину.

– Я сказала, убери свою ногу из моей пизды!

После чего вышла из ванны, схватила полотенце и начала одеваться.

Расчетливый риск. Джулиан – гордец и пижон, а такие люди бывают и хрупкими. Когда оказывается задетым их эго, они способны и сдачи дать. Но Малика понимала, что выбранная тактика – лучший вариант. Слабость против хамов не срабатывает. Поддавки лишь откладывают беду на потом. Малика решила, что по худшему сценарию в этой ситуации Джулиан рассердится и обидится, но это не подтолкнет его сомневаться в ее преданности ему и “Сэндвич-коммуникациям”.

На деле же это его возбудило. Малика допускала такой исход. Джулиан – хам достаточно изощренный, ему надо, чтоб возникал встречный отклик. Хлюпики не в его вкусе. Сыграв взбешенную, пылающую взорами, гордую искусительницу, она ему польстила. Малика – трофей, достойный усилий.

Конечно же, сейчас придется с ним трахаться, чего Малике не хотелось, но женщина, которую она желала для него изобразить, трахнулась бы. И Малике необходимо было вынудить его доверять ей, пока она не отыщет безопасный выход. А значит, необходимо подогревать в нем интерес посредством кнута и пряника. Кнутом она его угостила, теперь придется мириться с его пряником.

Позднее, уже лежа в его объятиях, она стала задавать ему вопросы. Решила, что чем больше она знает, тем Джулиан будет увереннее считать, что она скомпрометирована. Общее знание – общая вина. Она же сама считала, что чем больше ей известно, тем больше поблажек получит, если все дойдет до сделки с правосудием.

– Так, значит, Томми с Резаксом в курсе, что они пешки Путина? – спросила она. – Или это наша с тобой тайна? Очень прошу, скажи, что они не в курсе. Они же два самых больших обсоса на белом свете, и я очень, очень не хотела бы иметь их в сообщниках.

Он на миг задержал на ней взгляд. С подозрением? Не слишком ли далеко она зашла с вопросами? Нет. В самый раз выбрала формулировку. Высокомерно, борзо, цинично. Озорно.

Джулиан поцеловал ее в нос.

– О моя смуглая искусительница.

Он что, действительно это произнес? Смуглая искусительница? Бож-мой. Захотелось его стукнуть. Но она захихикала.

– Мата Хари. Это я. Экзотическая леди-шпионка. По-восточному манящая.

– Как рахат-лукум.

– Очень. Очень сладкая.

– И молочно-шоколадная.

И это, блядь, он тоже сказал? Шоколадная?

– Отвечая на твой вопрос – нет, – сказал Джулиан. – Эти два полных мудака, которых ты упомянула, не в курсе, до какой степени они пешки российского министерства грязных делишек. Я служу двум господам – и платят мне двое господ. Если бы хозяева мои меньшие знали о моем настоящем хозяине, они бы, наверное, чуточку напугались. Или, что хуже, пожелали бы взять на себя часть моих хлопот. В конце концов, это же их кампанией манипулируют русские. Но, уверяю тебя, этого не случится.