Читать книгу "Трущобы Севен-Дайлз - Энн Перри"

– Почему же вы не пришли? – спросила Шарлотта, причем довольно резко, за что тотчас же мысленно отругала себя. Впрочем, Сандерман был слишком глубоко погружен в свои мысли и, похоже, этого не заметил. – То, что он живет на Торрингтон-Сквер, а не в подворотне Севен-Дайлз, вовсе не значит, что он менее нуждается в вашей помощи! – возмутилась она. – Ведь наверняка его жизнь была не жизнью, а кромешным адом!

Сандерман посмотрел на нее пустым взглядом.

– Да, это был кромешный ад, – выдавил он. – Но я ничем не могу ему помочь. Он не желает слышать ту единственную вещь, которую я знаю, как сказать.

Смысл его слов Шарлотта не поняла.

– Если вы не можете облегчить его кошмары, то кто? Разве не то же самое вы делаете для этих людей? Тогда почему вы не желаете сделать то же самое для Стивена Гаррика?

Сандерман ничего не ответил.

– И что это за кошмары? – не унималась Шарлотта, зная, что делает ему больно, но остановить себя не могла. – Мартин говорил вам? Почему вы не помогли Стивену справиться с ними?

– Вы говорите так, будто это так легко сделать. – В голосе Сандермана слышался гнев. Он весь напрягся, как будто тело его свело судорогой. – Вы понятия не имеете!

– Тогда скажите мне. Из того, что я слышала, я поняла лишь одно: он на грани безумия! Какой же вы тогда священник, если вы отказываетесь протянуть ему руку? Если вы отказываетесь помочь и мне?

Сандерман посмотрел ей в глаза. Взору Шарлотты предстала гримаса гнева и бессилия.

– Скажите, миссис Питт, у вас есть лекарство от помешательства? Как вы способны прекратить ночные кошмары – видения крови, языков пламени, душераздирающих криков, которые преследуют вас даже тогда, когда вы бодрствуете? – Сандермана била дрожь. – Что вы можете сделать с жаром, который обжигает вашу кожу, но стоит вам открыть глаза, как вы просыпаетесь в холодном поту и мерзнете? Это внутри вас, миссис Питт. И никто не может вам помочь! Мартин Гарви пытался, и это едва не передалось ему самому. Когда он пришел ко мне, он сказал, что боится за Гаррика, но я видел, что ему страшно и за самого себя. Безумие поглощает не только самого безумца, но и тех, кто находится с ним рядом.

– Вы хотите сказать, что Стивен Гаррик сошел с ума? – резко спросила Шарлотта. – Тогда почему его родные его не лечат? Или им стыдно признаться, что с ним что-то не так? – Наконец все начало обретать смысл. Многие люди отрицают болезнь рассудка. В их глазах это скорее грех, нежели заболевание. Будь это, например, холера, никто бы не стал этого скрывать. – Они поместили его в лечебницу для душевнобольных? – Она не собиралась повышать голос, но тот сам сорвался на крик. – Скажите, это так? Но почему также и Мартина?.. Так вот почему он не написал сестре и не сказал ей, где он находится?

Лицо Сандермана было исполнено жалости столь глубокой, что казалось, та доставляла ему боль, причем боль эта никуда не уйдет и продолжит терзать его даже тогда, когда он оставит попытки что-то ей объяснить.

– Из Бедлама? – тихо спросил он.

Это слово пронзило ее, словно удар током. Ни для кого не было секретом, что лечебница для душевнобольных – это сущий ад. Ее название, искаженное имя священного города Вифлеем[11], давно стало ругательным словом, а сама она являла собой узилище самых жутких кошмаров, где, запертые в темнице собственного помутненного рассудка, несчастные люди заходились в крике, пытаясь отогнать от себя мучившие их видения.

Несколько мгновений Шарлотта пыталась вновь обрести голос.

– И вы позволили этому случиться? – прошептала она. Нет, она не пыталась его ни в чем обвинять, по крайней мере, все не сводилось лишь к обвинению. Она по-своему восхищалась Сандерманом. Она видела в нем сострадание и потому не могла поверить в его безразличие к Гаррику, что бы ни было тому причиной. Его благородство было неподдельным: взять, к примеру, то, с каким достоинством он обращался с пьяным в тот день, когда она впервые нашла его.

– А как, по-вашему, я мог это предотвратить? – Он посмотрел на нее с обидой и вызовом. – У нас у каждого свой собственный путь к спасению, миссис Питт. Я еще много лет назад сказал Гаррику, что ему делать, но заставить его внять моему совету я не могу.

Она собралась было возразить, сказать ему, что в первую очередь ее заботит судьба Мартина Гарви, но затем его намек дошел до нее.

– Вы хотите сказать, что Стивен Гаррик сам виноват в своем безумии? – спросила она, отказываясь верить собственным ушам.

– Нет… – Сандерман отвернулся, и впервые она поняла, что он лжет.

– Мистер Сандерман! – воскликнула она, не зная, что еще сказать ему.

Он поднял голову и в упор посмотрел на нее.

– Миссис Питт, я сказал вам больше, чем хотел сказать, лишь затем, что вдруг вы сможете помочь Мартину Гарви. Он хороший человек, который, в свою очередь, пытается помочь другому человеку, чьи страдания выше его понимания… и сам может жестоко за это пострадать. – В его голосе слышалась мольба. – Если у вас есть возможность обратиться к влиятельному лицу, чтобы его освободили, пока еще не поздно… если он все еще там…

– Я сделаю все, что смогу! – страстно заявила Шарлотта, даже если сама не до конца в это верила. – По крайней мере, я знаю, с чего мне начать. Спасибо вам, мистер Сандерман. – Она на миг умолкла. – Скажите, вам что-нибудь известно о смерти мистера Ловата?

По его лицу скользнула тень улыбки.

– Нет. Но если вы попросите меня высказать предположение, то я, пожалуй, скажу то, что видно на первый взгляд, – его убила эта египтянка, по каким-то ведомым только ей одной причинам. Возможно, причина эта кроется в чем-то таком, что произошло между ними в Александрии. Тогда мне казалось, что он ничем не обидел и не оскорбил ее. Теперь я склонен считать, что ошибался.

– Понятно, спасибо вам.

На этот раз он не стал провожать ее из Севен-Дайлз. Она ушла одна, исполненная решимости как можно скорее найти Питта, чтобы сообщить ему, где находится Мартин Гарви, и убедить его, что они должны добиться скорейшего освобождения Мартина из Бедлама, каких бы усилий это им ни стоило.

***

Всю вторую половину дня она начинала, но так и не доводила до конца самые разные домашние дела, бросая их всякий раз, когда ей казалось, что Питт вернулся домой, чтобы рассказать ему то, что она узнала.

Когда же он наконец пришел, то, как обычно, снял обувь и в одних носках прошел в кухню, отчего она услышала его, лишь когда он заговорил. Это стало для нее такой неожиданностью, что она даже выронила картофелину, которую держала в руке. По-прежнему сжимая во второй нож, она резко обернулась на его голос.

– Я знаю, что случилось с Мартином Гарви, – сообщила она. – По крайней мере, мне так кажется. А также что со Стивеном Гарриком. Томас, мы должны что-то предпринять. Причем немедленно!