Читать книгу "Рыцарь пустыни, или Путь духа - Генри Райдер Хаггард"

– Ты получил мою записку, – внезапно спросила она, – и приложенные к ней письма?

– Да, – ответил он. – Письмо печальное, я бы даже сказал, весьма, а другие – очень даже любопытны. Но ведь мы договорились не говорить о таких вещах, не так ли, до истечения месяца.

– Конечно, Руперт, – мягко ответила Эдит. – Что касается меня, то прошлое для меня в прошлом. Я здесь не ради себя, а для того, чтобы выполнить твою волю. Я лишь хочу сказать, что сожалею, что вчера говорила так, как не должна была говорить, да и о многом другом, Руперт, но поверь, мне было тяжело слышать все эти горькие слова, даже если я их заслужила.

– Да, я понимаю, это тяжело, – сказал он, краснея, – но уговор остается в силе: весь следующий месяц мы будем просто друзьями, не так ли?

– Да, Руперт, как ты приказал, – прошептала она.

Посмотрев на нее, Руперт увидел в ее голубых глазах слезы.

«Все это оказалось гораздо труднее, чем я полагал», – подумал про себя Руперт, а в следующий миг, облаченная в белоснежные одежды, им навстречу вышла Меа и с такой же белоснежной улыбкой и восточной учтивостью, приветствовала гостей.

Глава XXIII. Поворот колеса

Обед в доме Меа положил начало весьма странному существованию четырех человек, что являются главными героями нашей истории. Каждый, или почти каждый день они встречались, и этот манерный фарс продолжался дальше. Меа и Руперт играли роль гостеприимных хозяев, Эдит и Дик – воспитанных и благодарных гостей. Табита молча наблюдала за ними проницательным взглядом, гадая, что будет, когда этому перемирию настанет конец. Вскоре она и Меа стали подругами, такими близкими, что последняя время от времени приподнимала край покрывала своей восточной невозмутимости, под которым пряталось ее сердце, давая подруге угадать, какая боль и какие страхи раздирали его. Правда, вслух об этих вещах они не говорили, ибо это также было частью всеобщего заговора молчания.

Эдит старалась как можно чаще проводить время с Рупертом. Чтобы быть с ним рядом, она даже совершала длительные верховые прогулки, которые ненавидела и во время которых он со всей серьезностью рассуждал о самых разных мирских и небесных вещах, кроме тех, что так и просились на губы обоих. Она наблюдала его за работой и постепенно начала понимать, какое великое дело он делает, и с каким тщанием. Ей также стало понятно, что он пользуется здесь всеобщей любовью, начиная Меа и кончая малыми детьми, что только-только встали на ноги и начали ходить. Более того, она начала понимать те качества, что пробуждали в людях всеобщую любовь к нему. И что самое главное – думаю, здесь мы можем сказать правду – впервые в жизни это произвело на нее глубочайшее впечатление.

Наконец Эдит начала проникаться к мужу любовью, или, если это слишком сильно сказано, по крайней мере, восхищаться им – нет, не только его душевными качествами и характером, но и его внешним обликом, тем самым, который когда-то вызывал у нее отвращение, особенно, когда она сравнивала его с неким другим мужчиной. Теперь же, когда колесо ее инстинктов совершило поворот, тот, другой мужчина стал ей ненавистен, и она сторонилась его, как когда-то сторонилась Руперта, всячески избегая его общества, а еще более – знаков внимания, которые он время от времени ей оказывал, тем более, что теперь Дика терзала ревность. Разумеется, учитывая характер Эдит, свою роль в таком моральном и физическом volte-face[20] сыграло то, что Меа смотрела на Руперта полным обожания взглядом, однако это была не единственная причина. На нее обрушилось Воздаяние и длань Судьбы пригнула ее к ногам этого мужчины.

Но, что хуже всего, это ничуть не приблизило его к ней. Нет, Руперт, как всегда, был учтив и обходителен, даже галантен, однако она чувствовала, что на самом деле это – броня, которую она не в состоянии пробить, что, как он однажды сказал, его природа и его дух в омерзении восстают против нее. Дважды или трижды она пыталась прикоснуться к нему, и всякий раз замечала, как он мгновенно отстранялся от нее, но не потому, что боялся показать свои чувства или впасть в искушение, а по причине стойкого внутреннего отвращения, что, согласитесь, нечто совершенно иное. Она помнила его страшные слова про развод, как он бросил ей в лицо, что отныне ненавидит ее, и что если в будущем она поклянется в любви к нему, он не притронется к ней даже кончиком пальца. Да и зачем ему это, когда рядом с ним постоянно другая женщина, более верная, более духовная – и да, она вынуждена это признать, более красивая – которая занимает все его помыслы.

А теперь посмотрим на Эдит после того, как она провела в обществе мужа две недели. Ее утомила долгая верховая прогулка под палящим солнцем, на которую она согласилась, чтобы побыть рядом с ним, изображая интерес к вещам, которые она не понимала, таких как, например, посадка финиковых пальм, ибо ей было совершенно безразлично, вырастают они из косточек или отростков. Ее также утомили бесконечные, но, похоже, тщетные усилия предстать перед ним лучшей своей стороной, оставаться под палящим зноем спокойной и привлекательной, даже сидя на капризной лошади, которая то и дело пугала ее своим выходками. (Интересно, задавалась она вопросом, как это Меа удается выглядеть свежей даже в жару и никогда не терять собственного достоинства и почему ее волосы под белым покрывалом всегда остаются упругими и блестящими?) Не в меньшей степени Эдит раздражал и Дик, сопровождавший ее до их с Табитой дома. Кузен всякий раз самым уродливым образом демонстрировал свою растущую ревность, выпуская в нее одну за другой стрелы грубого сарказма. Он не преминул напомнить ей про тот день много лет назад, когда ее муж считался мертвым, и она согласилась выйти за него, Дика, замуж. Она не стала ему отвечать, ибо не видела в этом смысла, однако в глубине души поклялась, что при первой же возможности избавится от Дика раз и навсегда. Да, ей было все равно, что он скажет и какие письма пригрозит сделать достоянием гласности, она не станет зарывать голову в песок и покончит с ним. Жаль только, что ей не хватило мужества сделать это много лет назад.

И вот теперь она была в своей комнате, лежала лицом вниз на ангарибе и рыдала, выплакивая накопившуюся в душе горечь. Все ее очарование, все ее женские уловки были бессильны против невысокой, однако царственного вида восточной женщины с быстрым умом, спокойным, загадочным лицом и взглядом, похожим на взгляд Судьбы; женщины, что некогда бросила ей вызов и с благодарностью приняла мужчину, которого она, Эдит, отвергла, согласившись быть хозяйкой только его сердца. Будь все иначе, между ними могли бы возникнуть ссоры, или бы она наскучила ему. Но в том-то все и дело: не будучи мужем и женой, они не могли друг другу наскучить. Она постоянно распахивала перед ним врата Эдемского сада, рая, из которого его возвращали назад ангелы с огненными мечами его собственной суровой праведности и некогда принесенного обета. И вот теперь перед ним широко распахнулись врата другого сада, который предлагала ему Эдит и который много лет стоял замкнутым на замок и запор, он же не имел ни малейшего желания туда войти.