Читать книгу "Либерия - Марина Голубева"

Молодой человек закрутился на полу, пытаясь увернуться от колдуна с ошейником, дернул ногами, удачно пнув старика в колено. Тот взвыл, отскочил и попытался зайти с другой стороны. Алексей, не желая сдаваться, изогнулся, щелкнул удлинившимися клыками, вцепился в жилистое запястье колдуна, и зарычал, почувствовав во рту соленый вкус крови.

— Ах, ты, пащенок! — завизжал Чурила. Пытаясь освободить руку, ударил Алексея кулаком в лицо, но тот лишь сильнее сжал челюсти так, что послышался хруст кости.

Старик, воя от боли, молотил кулаком, кровь из разбитого носа хлынула в горло и, молодой человек, чувствуя, как захлебывается, выпустил руку, закашлялся, сплевывая кровавые сгустки.

Матерно ругаясь и скуля от боли, Чурила метнулся к печке, схватил кочергу и, обрушил ее на голову пленнику.

* * *

Отец Паисий выслушал Демида, мрачно качая головой, и, пробормотав: «Одно к одному», велел ложиться спать, мол, утро вечера мудренее. А завтра с утра он с сельчанами все равно к колдуну собирается. Старика давно проучить пора, совсем озверел, вон, старосте голову оторвал. Что там дальше еще учудить может?

На следующий день засветло мужики собрались на небольшой площади перед церковью. В свете факелов мелькали сумрачные бородатые лица, зажатые в руках топоры, вилы и прихваченные из дома иконы. Отец Паисий вынес из церкви две бутыли. Одну — побольше — со святой водой сунул в руки Демиду, другую оставил себе и всю дорогу к ней прикладывался, наверное, для храбрости.

Шли с молитвами и образами. Священник время от времени останавливался, что-то бормотал, крестился и даже, кажется, принюхивался, но вел крестьян уверенно, по лесу не плутал. По глубокому снегу идти было тяжело, а снегоступы захватить не догадались. Мужики пыхтели, матерились, исходили потом, но упрямо перли вперед, ломая валежник. Наконец, процессия вывалилась из густого подлеска на небольшую круглую, словно блюдце, полянку. На ней утонула в снегу маленькая избушка, окруженная частоколом.

Разглядев украшения кольев, мужики попятились и начали креститься.

— Не пужайтесь, детушки! Это проклятый колдун для нашего устрашения черепа развесил. Нечего ворога своим страхом тешить, идемте. Бог нас не оставит, — успокоил отец Паисий и решительно двинулся вперед.

Но, пройдя несколько шагов, замер и охнул, осенив себя крестным знамением.

— Так вот она где?! Нашлася! — воскликнул священник скорее обрадовано, чем испугано.

Приободрившиеся было селяне с воплями ужаса шарахнулись обратно к лесу, чуть не сбив с ног Демида. Его же после кошмаров кремлевских подземелий мало что могло напугать. Но и Малой настороженно уставился на человеческую голову, торчащую на одном из кольев. Слегка обклеванная воронами голова зло сверкала уцелевшим глазом и скалила желтые зубы.

— Как это тебя, Тихон, угораздило? — сокрушенно вздыхая, спросил отец Паисий.

— Пшшел вон, с-с-тарый пьяница-а-а! З-з-загррызу! — просипела голова, дергая посиневшими губами.

— Тьфу, пакость какая! — в сердцах плюнул священник. — Как был ты при жизни охальником, Лапша, так им и после смерти остался. Ишь, расшипелся! Ни рук, ни ног, одна башка, да и та лается. Куда тебе грызть-то? Торчи уж, а то вот сейчас окроплю святой водой да распятьем по лбу припечатаю — враз скукожишься! — Старик погрозил голове кулаком, но потом сменил гнев на милость и добродушно проворчал, — Ну, да ладно, не буду, повиси покудова. Вот сейчас колдуна спалим, глядишь, и ты упокоишься.

Отец Паисий отвернулся от растерянно хлопающей глазами головы и удивленно всплеснул руками.

— А мужички-то мои где? Эвон, куда, родимые, убегли! Эй, ребятушки, наберите-ка хворосту, да тащите к избе. Сейчас мы ее запалим вместе с хозяином, пока он не очухался.

— Отче, как это «запалим»? — нахмурился Демид. — Там же, поди, Алешка?

— А ведь и верно… — священник растерянно почесал голову, сдвинув камилавку набекрень, так, что она стала похожей на шутовской колпак.

— Я пойду туда, — Малой кивнул на жилище колдуна.

— Один? — старик удивленно вскинул брови.

— Дык, один… Эти-то, думаю, в избу не сунутся. — Демид покосился в сторону леса. — Ладно, если половина с хворостом вернется.

— А коли, не ровен час, Чурила только того и ждет, чтобы еще одну голову на кол повесить?

— Да как-нибудь сдюжу. Не могу я просто так тут стоять — Алешку-то спасать надо.

Отец Паисий внимательно посмотрел на Малого, потеребил бороду и сказал:

— Коли есть, кого спасать… — но, увидев, как вскинулся Демид, замахал на него руками. — Ладно, ладно, иди, только на рожон не лезь. И еще… Ты ведь, поди, не знаешь, кто таков Алексей-то?

— Да не все ли равно! Он мне друг, а больше ничего и знать не хочу. Какого он там рода-племени, русский, немчин, али еще кто — это дело десятое, — раздраженно перебил священника Малой и направился по тропинке к избе.

Пробыл там он недолго и вышел, растерянно разводя руками.

— Нету там ни Алешки, ни колдуна этого. Никого нет.

— Вот оно как… — отец Паисий задумался. — А зверя никакого там не видал?

— Да нет, говорю, никого. Ни человека, ни зверя, разве что, тараканы за печкой. Так я их ловить не стал.

— Не… — протянул священник, — тараканы — это не то. Ну, Чурила, как его берлогу запалим, сам, небось, прибежит. А вот друга твоего, думаю, уже не сыщешь.

— Это почему? — спросил расстроенный коробейник.

— А потому… — отец Паисий замялся и добавил, — где ты в лесу его найдешь? Хоть живого, хоть мертвого.

Мужики из леса вернулись, действительно, не все, но зато натащили сушняка, сложили вокруг избы, даже стен стало не видать. А узнав, что хозяина дома нет, повеселели, приободрились и работали споро. Надрали бересты с ближайшей березы, сунули в промерзший хворост и подпалили избушку с четырех сторон.

* * *

Волк долго приходил в себя, с трудом выбираясь из вязкого небытия, наполненного болью и страхом. Воспоминания о ненавистном человеке, ударившем его по голове, заставили зверя зарычать и вздыбить шерсть на загривке. Он принюхался и не почуял рядом врага. Пахло застарелой кровью, плесенью, железом и землей. Но враг был где-то рядом, и его надо было убить.

В голове зверя теснились смутные образы-воспоминания: мрачный злой старик, рыжий парень, девушка с огненными волосами, от которой так сладко пахло. Он ее любил когда-то, а она предала его. Хаос образов вызывал чувство тоски и утраты чего-то очень важного. И еще волк вспомнил, что должен выполнить обещание и раздраженно зарычал. Нет, он никому и ничего не должен. И воспоминания это не его, а человека, которым он когда-то был. Того человека нет, и теперь зверь свободен и может, расправившись с врагом, убежать прочь из этой пропахшей болью и страхом норы на волю, в лес. Там свобода, упоительный запах добычи, радость легкого бега по пушистому снегу. Там пропахший хвоей ветер выдует из головы мучительные воспоминания.