Читать книгу "Искушение Тьюринга - Давид Лагеркранц"

– По-моему, Краузе просто хотел немного просветить меня, – сказал Леонард.

Фарли задумался. Насколько правдоподобным было это объяснение? Математик-любитель пьет пиво с кембриджским профессором в надежде набраться знаний. Краузе был хорошим популяризатором, это так. Фарли помнил его блистательные лекции о Гегеле в четвертом бараке. Тем более ученый не мог упустить возможности рассказать кому-то о Тьюринге. Похоже, полицейский говорил правду. Это была болтовня, не более. Как же Фарли устал от всего этого… Он придал лицу строгое выражение и наставительно заметил:

– Краузе мы тоже допросим, как вы понимаете. И вам придется отвечать, если вы что-то от меня утаили.

– Я ничего не утаил.

– То есть Краузе не рассказывал вам ничего о своей работе во время войны?

– Ничего… или… постойте…

– Что… что-то вспомнили?

В самом деле, как он мог об этом забыть.

– Мы говорили о Витгенштейне… Витгенштейн полагал, что парадокс лжеца не имеет никакого смысла за пределами чисто умозрительной логики. Краузе полагал, что он ошибался. Потому что Алану Тьюрингу уж точно было известно…

– Что? – не выдержал Фарли.

– Что парадокс лжи может обернуться вопросом жизни и смерти.

– И это всё? – В голосе Оскара слышалось разочарование.

– Да, потом мы переменили тему. Краузе ничего не рассказывал о войне, но он заставил меня задуматься… Каким образом логический парадокс может обернуться вопросом жизни и смерти?

– В самом деле любопытно, – невольно улыбнулся Фарли.

Глава 36

Блетчли-парк III

Позже, вспоминая прошлое, Оскар пытался найти точку поворота, момент начала большого прорыва. И не мог. Путь к успеху был долгим и неровным. Каждая победа приносила с собой новые проблемы. Если им и было чему радоваться, то времени для этого не оставалось. Документы с немецкого траулера Фарли передал Тьюрингу, после чего потянулись долгие дни ожидания. Оскар раздражался, злился на Алана, не понимая, чем он там так долго занимается. Но не все оказалось так просто. И сам прорыв был скорее чудом.

Когда 12 марта 1941 года материалы оказались в руках Тьюринга, тот сразу понял, что ему нужно больше. Немецкий капитан уничтожил бо́льшую часть кодовых книг. Адмирал Джон Тови[67] обвинял руководителя операции «Клеймор» в том, что тот ограничился одним траулером. Но это не облегчило работу сотрудникам восьмого барака. Фарли оставалось молиться да уверять начальство, что Тьюринг и его коллеги сделают все возможное.

– Он производит впечатление неряшливого и безответственного человека.

– Только не в том, что касается работы. Если кому и под силу распутать этот узел, то только Алану, поверьте.

– Но мы слышали…

– Он справится, это я вам обещаю.

Фарли уверял начальство, он не мог лишить их последней надежды. Рапортовать о неудачах значило подвергнуть восьмой барак неуместным перестановкам, что не пошло бы на пользу работе. Лондон требовал немедленного прорыва, и их можно было понять. Немецкий подводный флот рос не по дням, а по часам; теперь в их распоряжении находились и гавани северного побережья Франции. Надолго запомнился Фарли короткий разговор с капитан-командором Гливером в Блетчли.

– Как там, на большой земле? – спросил Оскар.

– Это похоже на плавание среди акул, – ответил Гливер.

Бомбардировки крупных городов и систематические нападения на английские суда были лишь прелюдией к вторжению, это понимали все. Но шифровальные коды нельзя было взломать раз и навсегда. Настройки системы «Энигма» менялись каждую ночь, поэтому наутро приходилось начинать все заново. Прошла вечность, прежде чем они смогли расшифровать первые сообщения, каждый раз с опозданием. Военные нервничали: «Люди умирают, пока вы здесь возитесь со своей математикой».

И все-таки мало-помалу дело продвигалось. Вероятностный метод Тьюринга совершенствовался в работе. Алан понял, уже когда сконструировал свою первую «бомбу», что между зашифрованным сообщением и ключом к шифру существует геометрическая корреляция. Потом ему и его коллегам удалось реконструировать для «Энигмы» так называемые таблицы Биграма. Все больше перехваченных телеграмм удавалось расшифровать, с минимальным опозданием в три дня. В их числе была одна от адмирала Дёница, главного стратега нацистского подводного флота.

«Эскорты U69 и U107 должны быть на месте 2 первого марта в восемь утра», – телеграфировал адмирал.

Однако и это сообщение было прочитано с опозданием. Кроме того, оставалось непонятным, что имелось в виду под «местом 2». Проблемы множились, но все только начиналось. Успехи, даже незначительные, вселяли надежду. «Энигма» постепенно открывала свои тайны.

Однажды Фарли с коллегами из управления обсуждал личные дела вновь прибывших математиков. Дело было вечером в четвертом бараке. Фарли сидел на складном деревянном стуле, в любой момент грозившем развалиться на части. Джулиус Пиппард изучал документы новых специалистов. В то время математики хлынули в Блетчли потоком. Все они давали подписку о неразглашении, малейшее нарушение которой грозило тюремным сроком. Впрочем, требования к «благонадежности» не шли ни в какое сравнение с теми, что практиковались после войны. Пиппард и его коллеги закрывали глаза на многое, если речь шла о толковом специалисте. Время заставляло доверять людям.

Оно же требовало большей настороженности. Если раньше особым вниманием коллег из управления пользовались претенденты с симпатиями к «левым», теперь не меньшую настороженность вызывали «правые». Мог ли кто-нибудь из завербованных в Блетчли сотрудничать с фашистами? Пиппарда, как человека «правых» взглядов, интересовали «неблагонадежные элементы», в первую очередь из сексуальных меньшинств. То есть наиболее подверженные шантажу и давлению извне.

– Циники беспокоят меня больше, чем идеологические радикалы, – заявил он.

Фарли заметил коллеге, что тот говорит чушь. Назревающую дискуссию – к радости Оскара – прервало появление в кабинете Фрэнка Бёрча.

Уже с порога Бёрч обрушился на Тьюринга, Твинна и «всю эту чертову математику». Он выглядел бы устрашающе, если б не дождевик и шляпа с широкими полями, придававшие ему комичный вид.

– Вот, пожалуйста…

Бёрч замахал перед носом Пиппарда клочком бумаги, который Фарли тут же выхватил у него из рук.

Это была одна из последних перехваченных телеграмм, уже дешифрованная и переведенная на английский. Текст гласил: «Обстоятельства требуют строжайшего ограничения доступа к сигналам. Отныне я запрещаю любому, не имеющему специального ордера из Адмиралтейства, выходить на частоты морской “Энигмы”. Любое нарушение запрета будет рассматриваться как покушение на национальную безопасность Германии».