Читать книгу "Первый крестовый поход. Зов с Востока - Питер Франкопан"

Алексей I же был убежден в том, что он выполнил свою часть сделки по оказанию помощи крестоносцам. В ответном письме на послание настоятеля монастыря в Монтекассино, отправленном в июне 1098 года – как раз перед тем, как он узнал о плачевной ситуации в Антиохии, – император сообщал: «"Я умоляю вас самым серьезным образом оказать поддержку армии франков", – говорится в вашем рассудительном письме. Позвольте успокоить Ваше Святейшество на этот счет: моя империя стоит за ними и будет помогать им во всех вопросах; на самом деле я уже помог им всем, что было в моих силах, не как друг или родственник, но как отец. … Благодаря Богу они продолжают преуспевать на службе, которую начали, и будут продолжать преуспевать до тех пор, пока их влечет благородная цель»{860}.

Есть и другие подтверждения тому, что в то время крестоносцы были удовлетворены своим положением. В письме к архиепископу Реймса Манассии, датированном февралем 1098 года, Ансельм из Рибмона не придал особого значения проблемам, с которыми столкнулись рыцари. Напротив, он отметил, что во время перехода через Малую Азию к Антиохии экспедиция не встретила никаких препятствий. Христиане освободили две сотни городов и крепостей, что Ансельм воспринял как значительное достижение. «Пусть мать-церковь Запада, – писал он, – радуется тому, что она произвела людей, способных принести ей такую великолепную репутацию и оказать преогромную помощь Восточной церкви»{861}. Короче говоря, в армии крестоносцев было много тех, кто считал, что в первой части 1098 года дела в экспедиции шли хорошо, не держали обиду и не жаловались на Алексея I. И в самом деле, упорное нежелание предводителей крестоносцев поддержать Боэмунда, когда он призывал их не отдавать Антиохию, – хорошее подтверждение их уверенности в том, что император выполнил свои обязательства.

Важно, что именно из Антиохии постоянно отправлялись послания к Алексею I с просьбами дать совет или четкий план действий. Именно поэтому незадолго до взятия Антиохии к императору был отправлен Стефан де Блуа, а Гуго де Вермандуа – вскоре после освобождения города. Даже во враждебной по отношению к императору хронике «Деяния франков» отмечается, что послание, которое Гуго вез Алексею I, было вполне однозначным: Готфрид Бульонский, Раймунд Тулузский, Боэмунд, Роберт Нормандский, Роберт Фландрский и все остальные рыцари хотели, чтобы император приехал и вступил во владение Антиохией. Это является твердым подтверждением тому, что клятвы, данные императору, считали нерушимыми даже после взятия города{862}.

Кажется, отношение к Алексею I начало меняться в худшую сторону, лишь когда начались распри среди лидеров крестоносцев. К осени 1098 года император превратился в козла отпущения, в удобную мишень для нападок честолюбивых руководителей армии крестоносцев. В сентябре наиболее влиятельные рыцари, принимавшие участие в экспедиции, отправили письмо папе римскому, в котором они рассказывали об ужасных трудностях предыдущих двух лет. «Иисус Христос уберег крестоносцев от турок, которые атаковали их со всех сторон», – говорилось в письме. Была взята Никея, Антиохия тоже была захвачена – дорогой ценой. Теперь рыцари просили папу лично присоединиться к Крестовому походу, принять на себя руководство экспедицией и завершить то, что он начал{863}.

Авторы письма обосновали свое обращение к папе прямо и недвусмысленно: Алексей I сорвал Крестовый поход. Он не просто не заботился о помощи Божьему воинству, но якобы активно действовал против него: «Он расставлял всевозможные помехи на нашем пути»{864}. Фульхерий Шартрский, который воспроизвел это письмо в своей хронике, предпочел не включать в нее эти заключительные замечания, считая их несправедливыми и нечестными{865}. Нет никаких сомнений в том, что в конце 1098 года была развернута кампания по очернению императора Алексея I – это случилась ровно в тот момент, когда после взятия Антиохии поход на Иерусалим оказался на грани провала.

Византийского правителя обвиняли, прежде всего, в том, что он не смог или не захотел приехать в город и взять ситуацию под контроль, когда самые влиятельные крестоносцы перессорились между собой. Следовательно, именно император, а совсем не западные рыцари оказался виновен в разрыве соглашений, заключенных в Константинополе. И опять-таки это обвинение тоже вызывает вопросы. Нет никаких оснований утверждать, что Алексей I должен был приехать лично – как нельзя говорить, что его отсутствие сделало присягу недействительной. Почему нельзя было передать власть в городе одному из его представителей, как это было сделано в Никее и во многих других городах Малой Азии?

Кроме того, очевидцам церемоний принятия присяги в Константинополе было понятно, что Алексей I не давал особых гарантий относительно своего присутствия в экспедиции. Наоборот, как подчеркивал Раймунд Ажильский, император четко обозначил, что не сможет принять участие в кампании из-за множества разнообразных проблем, с которыми он должен разбираться недалеко от своей столицы{866}.

Иными словами, обвинения со стороны крестоносцев оказались очень шаткими, и Раймунд Ажильский, похоже, был одним из тех, кто знал об этом. Хронист вообще уклонялся от обсуждения вопроса присяги: «Напишу ли я о самом мошенническом и отвратительном предательстве планов императора? Пусть кто-нибудь другой, кто хочет знать об этом, узнает у кого-нибудь еще»{867}.

Как мы уже видели, Боэмунд, жаждавший оставить Антиохию себе, остался равнодушным к желаниям своих спутников – предводителей похода и рядовых рыцарей, которые хотели идти на Иерусалим. Когда крестоносцы собрались в базилике Святого Петра в Антиохии, чтобы попытаться найти компромисс, Раймунд Тулузский спокойно отверг обвинения в том, что обязательства, данные Алексею I, недействительны, и повторил слова присяги, данной императору{868}. Он напомнил всем о том, чтобы было сказано в Константинополе: «Мы дали клятву на Божьем Кресте, терновом венце и многих священных реликвиях в том, что не будем оставлять себе без согласия императора какие-либо города и замки, входящие в его владения»{869}.

Было бы заманчиво считать, что споры о присяге Алексею I зависят исключительно от определений того, что мы понимаем под верностью, а также от незыблемости моральных устоев таких людей, как Раймунд, который считал себя связанным своими обещаниями, и таких, как Боэмунд, который так не считал. Хотя важные юридические последствия данной императору клятвы, конечно же, существовали, имели место и чисто практические проблемы, вызывавшие споры между самими предводителями крестоносцев. Поэтому понятно, что их отношения друг с другом были одним из факторов, повлиявших на отказ графа Тулузского позволить Боэмунду обрести свободу действий и получить в свое полное владение Антиохию. Это произошло не только потому, что он хотел соблюдать клятву, данную Алексею I. Он также не хотел мириться с тем, что один из его спутников – и соперников – получит слишком большое преимущество. В этом отношении клятвы, данные императору, представляли собой надежный щит, за которым было можно укрыться. Таким образом, Раймунд получал возможность напасть на Боэмунда, сохраняя моральную правоту.