Читать книгу "Феникс - Эдуард Арбенов"

Это очень трудно взлететь над всем близким, дорогим, остаться с мыслью. Думать о высоком. Быть птицей.

Почему она решает эту трудную задачу? Не женскую. Разве ей уготовлена другая судьба? Без секретарского стола, без голубого блокнота и голубого карандаша? Без Рейнгольда Ольшера – начальника «Тюркостштелле». Ведь она к нему привыкла. Она считает его сносным начальником. Воспитанным человеком. Капитан ни разу не обидел ее, не повысил голоса. После войны секретарь превратится в советника посольства или сотрудника особой миссии в любой восточной стране – так обещал Ольшер, и Надие ему верит. Нет оснований не верить. Гауптштурмфюрер ни разу не обманул свою переводчицу.

Ясная даль. Без облачка. Ей даже рисовалась часто морская даль. Берег. Большой порт с белыми кораблями. Пальмы. Ее берег. Чужой, неведомый, но принадлежащий ей по праву. Подаренный Ольшером. Самое дорогое под пальмами – запах моря. Теплого моря.

Она не знала, как пахнет море у пальмового берега. Какого оно цвета. В Измире оно пахло пряно. Горькой солью. И синь была с чернотой. Мглистая какая-то. А Надие хотелось изумрудных волн. Чтоб синева отливала солнцем, теплом. Как в детстве…

Ольшер мог отправить ее на родину. Потом. После войны. После победы. Тоже с посольством или с миссией. Наконец, с тем самым правительством, что сегодня получает жалование в управлении СС. Председатель кавказского комитета заискивает перед Надие. Делает ей подарки. Через нее легче попасть на прием к капитану. Но почему-то эти люди мешают Надие думать об изумрудном море. Она не хочет, чтобы ей дарили его как игрушку. Она хочет идти к своему морю долго, песчаным берегом, босая. Усталая. Искать его глазами, мучиться в ожидании. И увидеть.

Отец говорил, что мать любила сидеть на берегу. Ее мать. Какая-то частица осталась в этом море от нее. Для Надие…

Так можно думать без конца. Только так. Но зачем ей мужество? Наверное, чтобы дойти до этого моря. Самой дойти. Босой, усталой, измученной…

– Вы замужем, фрейлейн?

Это дежурный эсэсовец, молодой, подтянутый гаупт-шарфюрер, остановился над креслом и спросил улыбаясь.

Зачем он спросил? Нет, зачем спросил, она знает. Ему скучно – совещание идет третий час, – надо как-то развлечься. Притом, они только двое в приемной. В коридоре – еще эсэсовцы, человек десять, стучат сапогами, ходят взад-вперед. Но это в коридоре, за стеной. Здесь двое. Мужчина и женщина. Тишина. Дерзкие мысли лезут в голову офицеру. Все понятно для Надие. Но зачем он помешал ей идти к морю? Зачем прервал? Какое у него право на это?

Ей хочется быть смелой:

– Нет, не замужем.

Улыбка на лице гауптштурмфюрера из неясной, застенчивой становится четко грубой. В ней – желание.

– Почему фрейлейн не замужем?

Дурацкий вопрос. На него не существует ответа.

– А вы? Вы женаты?

– О да.

– Вот поэтому я не замужем.

Дежурный засмеялся. Ему понравилась шутка. Уже смелее он заговорил с секретаршей.

– Мне нравятся маленькие брюнетки.

– У нас с вами разные вкусы, – поддела Надие эсэсовца, высокого, белобрысого.

Опять пришлось рассмеяться дежурному:

– Вы довольно храбрая девушка…

– Увы, нет. Если бы я была храбрая, то давно пошла бы на фронт.

– Понимаю, вам хочется видеть меня убитым. Вы не немка.

– Да…

Он отошел от кресла. Улыбки на его лице уже не было.

«Этот гауптшарфюрер не даст мне увидеть море, – подумала Надие. – Не он лично. Не высокий, белобрысый. Другой гауптшарфюрер. Или роттенфюрер. Впрочем, они могут и помочь увидеть море, но для этого придется целовать их, пить вино с ними и отвечать на вопрос: “Вы замужем, фрейлейн?” А если сама! Если без них, пусть по горячему песку, пусть босиком…»

Да, ей нужно мужество.

– Фрейлейн Надие. Перепечатайте этот документ. Немедленно.

На часах было двенадцать ночи. Она только успела задремать. В кресле. Ее разбудил Ольшер. Усталый. Похудевший за один вечер.

– Я подожду.

В кабинете уже никого не было. И в приемной тоже. Только Ольшер и дежурный офицер.

– Хорошо, – ответила Надие и сняла футляр с машинки.

– Вы сможете быть внимательной?

– Конечно, господин капитан.

– Сейчас вам принесут кофе. – Гауптштурмфюрер оставил на ее столе несколько листков бумаги, скрепленных канцелярской булавкой, и исчез за глухой дверью.

Пока она закладывала копирку в страницы, пока вводила бумагу на валик, ей подали чашку черного кофе и кусочек сахара. Настоящего сахара. Надие припала к густому напитку, пахнущему чем-то острым и возбуждающим. Пила не отрываясь. Пила и заставляла зубы не стучать о краешек чашки. Зубы выдавали волнение. Отчего-то Надие стало страшно. В эту минуту она забыла о мужестве.

Дежурный эсэсовец, раскинув ноги, дремал на стуле у входа. Или не дремал, а так только казалось. Во всяком случае, он не интересовался секретаршей капитана.

Но когда застучала машинка, эсэсовец открыл глаза. Зевнул. Поднялся. Стал вышагивать по приемной. От двери до окна. И все мимо Надие. Мимо машинки.

Руки ее не слушались. Пальцы наскакивали совсем не на те клавиши, которые нужны были. В последнее мгновение Надие успевала избежать ошибки. Сворачивала в сторону. Буквы ложились куда следовало.

Приходилось торопиться. Ждал Ольшер. Стрелки на часах подползали к часу.

Она боялась, что капитан не выдержит, выйдет в приемную, глянет на машинку, спросит – готово ли. А ему нельзя было выходить. Нельзя было смотреть. Глаза Ольшера слишком внимательные. С точным прицелом.

Нет, до моря слишком далеко. Так далеко, что не дойти. Не дойти без помощи этого эсэсовца с белобрысой шевелюрой.

Последняя строка. Она выдернула листы. Разложила на столе экземпляры по порядку. Скрепила их. Чистую бумагу бросила с шумом в ящик стола. Захлопнула.

Ольшер сидел на своем обычном месте. Кулаками сжал виски. Смотрел куда-то сквозь стену, в ночь. В темноту. А над ним горела огромная люстра – после совещания ее забыли выключить.

– Готово, господин капитан.

Надие протянула листы. Теперь дрожали руки. Предательски дрожали. Но Ольшер не видел. Он никак не мог оторваться от темноты за стеной. Возможно, он так отдыхал. Отвлекался от дел.

Листы упали перед ним. Не смогла удержать их в последнюю минуту Надие. Или побоялась показать свои руки – бросила.

– Благодарю вас, фрейлейн… Вы свободны.

Как длинен ковер, по которому надо идти от стола капитана до двери. Тонут каблучки в глубоком ворсе. Тонут звуки.

Неужели я смогу уйти? Уйти отсюда. И увидеть море. Зеленоватую синь… до самого горизонта.