Читать книгу "Обманный лес - Кристофер Голден"

– Ворчун, пожалуйста, – попросил мальчик. – Мне правда плохо. Я… я не могу. Не трогай меня.

Гном вскинул пистолет.

– Вставай.

Натан попробовал. Он уселся в постели, спустил ноги с края кровати и сделал попытку встать. И тут же осел на пол и начал кашлять и задыхаться, отхаркивая кровавую слизь.

Ворчун смотрел на Натана. Глаза у мальчишки были запавшие, обведенные черными кругами, кожа с желтизной. Лихорадка спала, но он все равно мог умереть, если не давать ему покоя и еды, а ни того ни другого в ближайшее время ему не видать. Во всяком случае не от старины Шака.

Хмыкнув, гном подошел к лежащему на полу Натану, протянул к нему свободную руку и перекинул мальчишку через плечо, как куль с мукой.

Вскинув взведенный кольт, Ворчун вышел в коридор с Натаном на плече.

– Ворчун, не надо… пожалуйста, – проскулил Натан. – Мне страшно.

– Еще бы, – непонятно сказал Ворчун. – А теперь молчок. Мы вытащим тебя отсюда.

ГЛАВА 18

На больничной стоянке Джо Хэйес смотрел на Эмили Рэнделл большими глазами. После того как накануне вечером на нее снова напали и полночи она провела в тарритаунском участке, давая показания, она появилась на пороге у Джо в состоянии такого шока, в каком ему едва ли приходилось кого-либо видеть. Она дернулась, когда он попытался приблизиться к ней, и уснула на боку, лицом к стене, на расстоянии от него.

Он тут ни при чем, повторяла она снова и снова.

Еще бы он был при чем, но что тогда «при чем»? Вот что его мучило. Парень, который напал на нее – и который, по всей видимости, благополучно смылся, несмотря на то, что полицейский, оказавшийся рядом, выпустил по нему пару пуль, – не успел ничего большего, чем просто напутать ее. Джо не был бесчувственным. Он понимал, что она, должно быть, ощущает себя немыслимо уязвимой, ведь этот ублюдок не дает ей проходу. Но в прошлом она приходила за утешением к нему, а теперь, к чему бы она ни стремилась, она искала это в своей собственной голове.

Утром она не проронила почти ни слова. Они позавтракали практически в полном молчании и ехали в больницу сквозь дождь под аккомпанемент одного лишь шуршания «дворников» по стеклу.

Несколько раз он пытался заговорить о том, что ее снедает. Она отделывалась какими-то невнятными отговорками, но ни разу не ответила прямо.

Теперь, когда они вышли из машины под дождь, Эмили отгородилась от него зонтом, как будто он мог защитить ее от дальнейших расспросов, и терпение у Джо лопнуло.

– Господи боже мой, Эмили, да поговори же со мной! – Он смотрел на нее, ожидая ответа, которого так и не последовало. – Пожалуйста, – добавил он запоздало. – Я пытаюсь быть рядом с тобой, но ты не подпускаешь меня.

Ее ореховые глаза смягчились, и она посмотрела на него с чем-то сродни жалости, но это лишь привело его в еще большее замешательство. Дождь мочил его коротко подстриженные волосы и стекал по лицу. Он стирал капли руками, едва сдерживаясь.

– После всего, что я пережил вместе с тобой, мне казалось, ты самое малое впустишь меня в свою жизнь, – сказал он с искренней печалью в голосе. – Я хотел, чтобы у нас все получилось. Я хочу быть рядом с тобой, чтобы поддержать тебя, если ты упадешь, обнимать тебя, когда ты плачешь, и целовать, когда ты смеешься.

Эмили придвинулась к нему, и Джо почти сразу же понял, что это только для того, чтобы поделиться с ним зонтом, защитить его от дождя. Она пошла ко входу, но Джо не мог сделать этого. Не мог сделать ни шага к этой больнице. Жизнь, которая шла в ее стенах, принадлежала Эмили, а если он не был частью этой жизни, места ему там не было.

В конце концов она раскрыла рот. Ему показалось, что она плачет, но по ее лицу в каплях дождя сказать наверняка было нельзя.

– Эм? – произнес он.

– Я буду сегодня звонить моему адвокату. Отзываю прошение о единоличной опеке, – сказала она.

Он только захлопал глазами. Потом спросил:

– Это из-за Томаса? Ты все еще хочешь быть с ним?

Она ласково улыбнулась.

– Все совсем не так, – сказала она. – Я люблю его. Я же тебе говорила. Часть меня всегда будет его любить. Но я не могу поступить с ним так. Тебе этого не понять.

Джо покраснел.

– Не надо разговаривать со мной, как с маленьким мальчиком, Эмили, – процедил он. – Может быть, если бы ты попыталась объяснить, я…

Она вспылила. Безжизненное выражение слетело с ее лица, стертое бешенством, которого он никогда не видел на нем прежде.

– Я не могу этого объяснить! – заорала она. – Черт побери, Джо, хватит, пожалуйста! Если я позволю себе задуматься об этом, по-настоящему задуматься, хотя бы на секундочку, я просто сойду с ума. Пожалуйста, оставь эту тему в покое!

Он захлопал глазами. Она учащенно дышала, почти задыхалась. Глаза ее были расширены, как будто она поражалась его поведению, как он – ее.

– Господи, Эмили, да что с тобой такое творится? – спросил он так мягко, как только мог.

И в ту же секунду, едва произнес эти слова, он понял, что именно этого говорить не следовало. Эмили заледенела. Чем бы ни было то обнаженное чувство, которое она только что продемонстрировала ему, теперь оно было наглухо запечатано, упрятано за каменным лицом бездушной статуи. Как будто бы он протянул руку и просто выключил ее, одним щелчком переключателя.

– Ты очень хороший, Джо, – сказала она. – Но мы больше не увидимся.

Она развернулась и зашагала ко входу в больницу. Он бросился за ней, но через три шага остановился. В походке Эмили не было ни малейшего колебания. Она даже не оглянулась, чтобы посмотреть, идет ли он следом. Что бы с ней ни произошло, что бы ни надломилось в ее душе, он пытался убедить себя, что сможет все поправить, если только она даст ему шанс.

Но она скрылась в вестибюле, и Джо Хэйес подумал о том, какого труда это будет стоить. Сколько ее прошлого он уже принял, пытаясь любить ее.

Она не хотела этого.

Бросив последний взгляд, он развернулся, уселся в свою машину, завел двигатель и поехал домой.

Войдя в больницу, Эмили решительно направилась к лифту и в молчании поднялась наверх. Она подошла к сестринскому посту у палаты Натана, по ее бесстрастному лицу медленно катились слезы.

– Мне необходимо немедленно поговорить с доктором Гершманном, – сказала она.

К счастью, Гершманн как раз делал обход. Она молча прождала почти пятнадцать минут; когда он оказался, она поприветствовала его одним лишь взглядом, потом вошла в палату Натана, зная, что он последует за ней.

Она не смотрела на неподвижное тело сына.

Не могла.

От этого невозможное показалось бы еще более нелепым.