Читать книгу "Ртуть и соль - Владимир Кузнецов"

Нейдж замирает, глядя на Бабулю Таттерс почти с ненавистью:

– Ты знала? Мерзкая старуха, ты знала и промолчала?

– Рипперджек всегда требует ставки. Видать, считает, что человек так больше стараться будет.

Тинсоу не слышит ее. В голове колоколом бьется мысль: «Если бы она сказала сразу! Почему она не сказала?!»

Силой заставляя себя успокоиться, Нейдж буравит Бабулю горящим взглядом.

– Что еще? Что еще ты мне не сказала?

Старуха кривляется, разевая беззубую пасть и высовывая желтый язык.

– Что-что?.. Ты ведь не благородная, чего ж ты не понимаешь? Принеси Джеку обычный его завтрак, только приготовь как следует, точно королю на стол подаешь. Вот и вся премудрость. Мантикор, он только человечье мясо ест, иного и на зуб не возьмет.

– Ты совсем из ума выжила, старуха? Он на завтрак ест младенцев! Ты предлагаешь мне приготовить младенца?

– Приготовь. Или он твою дочку сырой съест. С костями. Даже похоронить нечего будет, разве что кучу мантикорьего дерьма, – она визгливо-скрипуче смеется, довольная своей шуткой.

Нейдж чувствует, как подступает к горлу горький комок.

– На Западном краю любая рабочая семья продаст тебе новорожденного, даже не спросив, что ты задумала с ним сотворить. Им лишь бы голодных ртов поменьше. Иди туда и купи то, что тебе нужно.

Старуха горбится, снимает со спины сумку, лезет в нее обеими руками, что-то выискивая.

– Младенец чист и безгрешен, душа его пойдет прямо ко Всевышнему, – бубнит она. – Подумай: когда он вырастет, кем станет? Пьяницей, бандитом, прелюбодеем. Будет бить жену и детей, воровать на фабрике, а может, даже и убивать. Такая жизнь противная и владыке земному, и Владыке Небесному.

Нейдж смотрит на Бабулю Таттерс с отвращением. Жуткая старуха все еще бормочет, перебирая в своей суме какие-то мешочки, бутылочки и пучки. Развернувшись, Тинсоу уходит прочь, не сказав ни слова. Ей противно говорить с этой ведьмой, но еще противнее другое. Нейдж Тинсоу понимает, что иного пути у нее не будет – или это будет чужой ребенок, или ее собственный.

У обочины стоит двуколка – извозчик дремлет, знаком вопроса согнувшись на своем месте, кнут почти выскользнул из ослабевшей руки.

– Мистер, – слегка постучав по лакированному борту, произносит Тинсоу. Лошадь вздрагивает, разбуженная чужим голосом. – Мистер, – снова зовет женщина, в этот раз дергая извозчика за обшлаг.

Тот вскидывается, всполошенный, но, видя перед собой леди, успокаивается.

– Мне нужно на левый берег. К овощному рынку.

* * *

Овощной рынок – единственное место Западного края, которое Нейдж Тинсоу знает и посещает. Это шумная, заставленная убогими прилавками площадь, полная неряшливых торговок, сутулых грузчиков, облезлых псов и наглых крыс. Рынок начинает работу еще до рассвета и затихает только к одиннадцати, оставляя запоздалых пьяниц вести бессвязные разговоры и горланить похабные песни. Вопреки названию, торгуют тут не только овощами – в лабиринте прилавков можно найти самую разнообразную снедь. Тинсоу всегда скрывали, что покупают здесь продукты. Заносчивым и чванливым лордам нет дела до того, что их поставщики давно проворовались и вконец обнаглели, раз за разом привозя непригодный, порченый товар. Куда важнее соблюсти приличия – джентльмен не будет есть одну и ту же пищу с рабочим, а в плохом блюде всегда виноват повар. Большая глупость больших людей.

Нейдж идет по торговым рядам, рассеянно кивая торговкам, узнающим ее. Сегодня она пришла за иным товаром, таким, какого доселе не покупала и не думала даже, что когда-нибудь станет искать.

В тяжелом воздухе, среди запахов сырого мяса, гниющих овощей, южных фруктов и рабочей похлебки, носятся миазмы слухов и сплетен. Овощной рынок для жителей Западного края – то же, что свежие «Ежедневные новости» для обитателей Восточного. Здесь можно услышать обо всем: от войн и мировой политики до семейных ссор мясника Уильяма. Слова, словно назойливые насекомые, жужжат вокруг, норовя забраться в уши. Нейдж давно научилась не замечать их, но сейчас ее слуха касается что-то, тревожной струной отозвавшееся в груди.

– Еще одна несчастная душа! Да примет ее Всевышней! Хоть и блудлива была, как кошка, да все же и самой распоследней потаскухе не пожелаешь такой смерти!

– Если бы Финчи не позволяла прожорливой дырке у себя между ног верховодить собой, ничего бы этого не было. Зачем она среди ночи вышла из дому? Хотела запрыгнуть на очередной кочанчик. А получила Джековых когтей. Поделом!

– Спаси Владыка Небесный! Что же он сделал с ней?

– Лучше тебе не знать. Я утром проходила в том месте, где тело нашли. Там на земле пятно крови больше твоего прилавка, и на стенах вокруг тоже.

– Покарай Всевышний этого людоеда!

– Молчи! Ты не знаешь разве, что нельзя про Джека плохо говорить? Кто знает, сколько филинов прячется в «Старой пивоварне»? Я слышала, их там целая тысяча!

– Не может такого быть!

– Может! Мне тетка Мэдди говорила, а эта женщина зря болтать не станет. Помнишь, как она вторую войну на Суллоне предсказала? Вот то-то же. И кто знает, вдруг один из этих, из «Пивоварни», сейчас рядом стоит и слушает тебя! Или ты тоже с Джеком пообниматься захотела?

– Спаси Владыка! Да Джек на меня вряд ли позарится. Что во мне? Одни кости – разве в суп, и то жидкий будет.

– Я слышала, что Джеку мясо – вопрос десятый. Другим он кормится. Вот вроде, какой человек его до смерти боится, такой ему, Джеку, самый сладкий будет. От того и мучит он их, чтобы страха побольше было. Поняла?

Нейдж долго обдумывает подслушанный разговор. Что-то есть в нем такое, чего она пока понять не может. Женщина все идет между лотков, бездумно заглядывая в них, кивая на призывные выкрики продавцов. На этом пути Тинсоу встречает трех или четырех женщин с младенцами в руках или свертках, примотанных к груди, но каждый раз не может набраться смелости, чтобы обратиться к ним.

Наконец извилистые проходы выводят женщину к южному тупику, месту, где глухие стены рыбной фабрики образуют сплошное полукольцо. Тут сыро, сумрачно и воняет тухлятиной. Рыночники, видя, что покупатели это место обходят, лет пять назад устроили здесь свалку. С тех пор в густой тени стен, которая стоит здесь с утра до ночи, с каждым днем все выше вырастают огромные груды мусора, похожие на могильные курганы. Здесь и правда нередко находят мертвецов: бродяг, пьяниц или просто ограбленных и убитых. Тинсоу собирается тут же повернуть, уйти, но слух ее вдруг улавливает звук, какого не должно быть на свалке. Сквозь гул рынка за спиной, сквозь машинный рокот из-за стен, он прорывается, едва слышный. Это плач ребенка.

Она находит его совсем рядом – завернутого в невообразимое тряпье, уже едва способного кричать, искусанного насекомыми. Она разгоняет жирных крыс, с голодным интересом подбирающихся к нему, поднимает, высвобождая хрупкое тельце из стягивающих его лохмотьев. Младенцу едва хватает сил, чтобы шевелиться, но, чувствуя тепло, он жмется к женщине, хватает беззубым ртом выпуклую пуговицу и начинает отчаянно ее сосать. Нейдж медлит, – но лишь потому, что в голове составляет маршрут в запутанной системе проходов овощного рынка. Она уже знает, что ей нужно купить, а через минуту понимает где.