Читать книгу "Лампа Мафусаила, или Крайняя битва чекистов с масонами - Виктор Пелевин"

– Очень интересно, – сказал Капустин.

– Знаете, бывают такие тренажеры для парашютистов. Снизу стоит большой вентилятор, дует со страшной силой вверх – и в потоке воздуха зависает команда прыгунов, отрабатывающих свои формации.

– Что-то такое видел, да, – ответил Капустин.

– Современная экономика устроена примерно так же. Только вентилятор не просто большой, а очень-очень большой, и вверх летит не воздух, а доллары. Сначала в их потоке висит десять тысяч крупных банкиров. Дальше, где струя чуть пожиже – сто тысяч финансовых спекулянтов. Еще дальше – всякие инвесторы, трейдеры, брокеры, лоеры, и так далее. Их счет идет уже на миллионы. А потом – все остальные, и где-то там, в самом конце, кувыркается ваш русский мир. Чтобы система работала и вентилятор крутился, надо, чтобы доллары все время кто-то брал в конце цепочки – потому что иначе остановится весь поток. Понимаете?

Капустин кивнул.

– Наш джи-ди-пи[38], если разобраться – это потребление в долг. Вы слышали про девятнадцать триллионов долга – но это только прямой долг. Общие liabilities[39]американского правительства – сто триллионов. Обама удвоил долг. До него долг удвоил Буш. И это, судя по всему, уже невозможно остановить. Даже для того, чтобы рост джи-ди-пи делался все меньше и меньше, надо занимать все больше и больше. Наши нобелевские лауреаты по экономике в один голос говорят, что так можно продолжать без конца, потому что на доллары всегда будет спрос… Но у нас закрадывается подозрение – может быть, они говорят так именно для того, чтобы им дали нобелевскую премию по экономике? Вы ведь знаете, как циничны и расчетливы сегодня люди…

Капустин кивнул.

– Мы не сидим сложа руки, – продолжал Месяц. – Мы проводим анализ, делаем математические аппроксимации. И все они указывают, что где-то в будущем будет tipping point[40]. Момент, где shit will finally hit the fan[41]. В этом сходятся практически все модели – они только дают разный срок. Будет кризис, по сравнению с которым все прошлые экономические катастрофы покажутся детскими утренниками. Это случится, когда кредиторы потеряют веру в нашу способность заплатить долги деньгами, у которых остается, как это по-русски, value[42]. Вы же понимаете, что даже в свободном обществе промывание мозгов работает только до определенных границ. Рынок – это огромное стадо пугливых баранов. И если все бараны вместе побегут из доллара, над планетой понесется финансовое цунами – и смоет человеческую цивилизацию как мы ее сегодня знаем. Ужас в том, что мы не сможем эту волну остановить – и начнется она, скорей всего, на нашем собственном Уолл-Стрите… Как вы думаете, что случится дальше?

– Полная финансовая катастрофа? Коллапс Америки?

– Нет, – сказал Месяц. – Война. Та самая большая и страшная искупительная война, которая опять зачистит все бухгалтерские книги. А воевать в ней, как вы, наверно, догадались, снова будете вы. Причем, скорей всего, сами с собой. При хорошем исходе у нас будет новый Бреттон-Вудс[43], а у вас – новый День Победы. А при плохом… При плохом исходе в этой войне вместе с бухгалтерскими книгами сгорит весь мир. Но выбора нет.

– Ужас, – сказал Капустин. – Действительно ужас.

– Теперь вы понимаете повестку дня, брат Теодор? Если мы не хотим, чтобы мир сгорел – а мы ведь нормальные люди и этого не хотим, да? – мы должны сплотиться вокруг доллара. Это наш новый Сталинград. Если бы у нас была гипнотическая машина, способная бесконечно поддерживать веру человечества в доллар, мы решили бы проблему тихо и мирно. Но таких машин не бывает. Сегодня мы живем в пузыре надежды, который из последних сил надувают наши героические СМИ, но когда он лопнет, раздавит всех… Поэтому остается единственный выход.

– Какой?

– Мы не можем подпереть доллар изнутри. Мы можем подпереть его только снаружи.

– Но чем именно мы его подопрем?

– Будете смеяться, – ответил Месяц, – тем самым хаосом, о котором столько говорят ваши референты. Турбулентностью. Как бы не обстояли дела у доллара, дела у всего остального должны быть еще хуже. И намного, Теодор.

Капустин вдумчиво кивнул.

– Только где, по-вашему, должна быть эта турбулентность? – спросил Месяц.

– В мире?

– Нет. В мире должен быть порядок. Турбулентность, как выразился ваш классик, должна быть в головах. А для этого нужно пугало. Страшное. И, главное, большое – потому что малыш Ким в одиночку выглядит уже немного смешно. Знаете, Теодор, вы так хорошо поняли «Звездные войны», что я скажу вам прямо – если бы России не было, пришлось бы ее придумать. Медведь в посудной лавке – это прекрасно. Гибридная война всех со всеми – именно то, что нужно. Провокации, всякие инциденты. И ракеты, ракеты. Больше ракет! Залпом, залпом! Европа сохраняет единство. НАТО выходит из кризиса. Носатые ушастики пробивают финансирование новой Звезды Смерти. И все-все сидят в долларе. Замечательно! Так держать!

– Вы это серьезно? – спросил Капустин.

Месяц кивнул.

– Но это не все, – сказал он, – самое главное, мы запускаем новый раунд количественного смягчения в виде расходов на холодную войну. Проще говоря, вы, ребята, даете нам легитимный повод опять включить печатный станок. Просто подарок с неба. Так что бейтесь головой о стену и дальше, но уже с отчетливым пониманием, что служите цивилизации. Только согласовывайте по спецканалам. А так все верно. Пугайте человечество, сидите в трежерис – и поебывайте своих балерин. Вот это и будет ваш бизнес рядом с нашим. И одновременно место в современном мироустройстве. Уникальное, особое – и не похожее ни на кого. А если вам хочется больше русского мира, мы и здесь поможем. Помните, как в Москве при Лужкове было? Только встретиться поговорить миллион долларов стоило, без всяких обязательств. Вот и мы с вами теперь так будем. Хотите о чем поговорить – купите сначала трежерис…

– Сурово, – сказал Капустин, почесывая подбородок.

– Да отчего же сурово, Теодор? Как вы не поймете: трежерис – это очень даже хорошо! Только это еще не все. Придется, наверное, взять мигрантов. У вас сколько, одиннадцать? Ну, наверно, еще миллиона три… Если они к вам, конечно, захотят.

– А золото до пяти тысяч поднимете? – спросил Капустин робко.

– Этого не обещаю. Но абажур, скорей всего, простим.

Месяц икнул, и над столом заструились веселые радужные мозаики. Его маска склонилась к столу. Долгое время он сидел молча, словно засмотревшись на что-то перед собой. Капустин терпеливо ждал.