Читать книгу "Терпение дьявола - Алексей Соколов"

Базаров снова принялся мерить палату шагами, периодически всплескивая руками.

– Тянет, и еще как! Вторая обезьяна, получившая туберкулез через «дух Асклепия», показала абсолютную невосприимчивость к лекарствам. Когда она заразила еще одну свою товарку, их обеих пришлось усыпить, а потом кремировать. Потому что… – Тут голос профессора дрогнул. – Потому что вторая обезьяна оказалась тоже неизлечима!

Услышав это, Сапсан почувствовал, как по спине пробежал холодок. Ничего себе, бог врачевания. Вложи в него даже не чуму, а самый обычный грипп – и вот в твоих руках оружие, которое за каких-нибудь полгода выкосит целую страну.

– Почему же его не уничтожили сразу?

Не обратив внимания на этот вопрос, ученый продолжал взволнованно говорить:

– Три месяца назад был собран закрытый консилиум начальников научных лабораторий Зоны. Большинством голосов, включая мой, было принято решение в условиях строжайшей секретности продолжить исследования, чтобы разобраться в природе передаваемой «духом Асклепия» энергии. Но утаить шила в мешке нам не удалось. То ли кто-то решил, что опасность преувеличенна, то ли возобладала жадность – неважно. На днях образец и ключевые рекомендации по его созданию были украдены. Если бы это все вышло за пределы Зоны, произошло бы непоправимое.

Сапсан вытер о пододеяльник вспотевшие ладони и спросил:

– Где сейчас артефакт?

– Ликвидирован. А записи, я знаю, сгорели еще раньше и весьма банальным образом. – Базаров сдержанно улыбнулся. – Остается надеяться, что повторение этого опыта будет происходить с гораздо большей осторожностью.

– Вы еще и повторять собираетесь? – воскликнул сталкер. – Вы там все что, с ума спятили?!

– Я, – профессор нравоучительно поднял палец вверх. – Я ученый. Если энергетические процессы «духа Асклепия» будут изучены, найдется и способ устранения побочных эффектов. Мир получит ценность, равную по значимости самому существованию жизни! Но теперь мы будем очень аккуратны. О результатах исследований будет напрямую доложено главам самых сильных держав, нашу работу будет охранять военная мощь всего цивилизованного мира, а вход на территорию Зоны будет разрешен только самым высокопоставленным чинам.

Задорно глянув на сталкера, он расхохотался. Если благими намерениями действительно выстлана дорога в ад, то на каждом булыжнике этой дороги только что проступило смеющееся очкастое лицо профессора Базарова. В первый раз ты, сталкер, спас мир невольно. Теперь спасай осознанно.

Сапсан уже сжал кулаки, но тут профессор снова заговорил:

– Право же, голубчик, у вас было такое лицо, что удержаться оказалось выше моих сил. Неужели вы полагаете, что я или кто-то из моих коллег в других лабораториях настолько оторваны от реальности? Отнюдь. Увы, но мы тоже живем в мире тотальной коррупции и такой же тотальной лжи и подлости. И поэтому мы убеждены, что, пока человечество не избавится от глупости, жадности и злости, оно не будет достойно подобных открытий. А люди, как мне кажется, не избавятся от этих пороков никогда. «Дух Асклепия» уже уничтожен, и мы позаботимся, чтобы подобных проектов больше не было – уж поверьте. А за мой специфичный юмор нижайше прошу прощения. Я ведь тоже человек.

Сапсан выдохнул.

– Ну и шутки у вас, профессор!

– О, вы еще, наверное, с профессором Цукренко не знакомы. – Сняв очки, Базаров принялся протирать их краем халата. – Вот в прошлом году…

Но Сапсан уже не слушал, старательно приводя к некоему подобию порядка творящийся в голове сумбур. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, он пару раз даже ущипнул себя за предплечье. Вот будет потеха – проснуться в «столыпине» и воззриться с верхней шконки на макушки двух уголовников, с которыми весь сон пропутешествовал.

Нет, не помогли щипки. И нога болит по-настоящему. А значит, все вокруг – явь. Настоящая, но все равно какая-то невозможная. Расстилайте красную дорожку, благородные доны! Спаситель человечества сталкер Сапсан шествовать изволит! Смех смехом, но верится с трудом…

Его размышления и профессорские воспоминания прервал стук в дверь.

– Разрешите, Эдуард Эрнестович?

Увидев на пороге сутулую фигуру, Сапсан едва не подскочил на койке.

– Колода!

– Оклемался, мастырщик бешеный. – Старый вор, облаченный в новенький лабораторный халат, подошел к сталкеру и осторожно обнял его за плечи. – Только не жди, что я за ногу извинюсь.

– Да иди ты. – Сапсан расслабленно откинулся на подушки. – Рассказывай давай!

Колода покосился на Базарова. Профессор махнул рукой:

– Можно, если он сам не устал.

Сапсан энергично мотнул головой.

– Тогда, если что – дежурный лаборант за стенкой. Но вы, Юрий Михайлович, все-таки подумайте над моим предложением. Очень занятный у вас случай, очень…

С этими словами ученый вышел из палаты. Колода кивнул на затворившуюся дверь и уважительно произнес:

– Не голова у Эрнестыча, а Дом Советов. Он тебе про Асклепия рассказал?

– Ага. – Сапсан самодовольно потянулся. – Получается, мы с тобой мир спасли, да?

Старый вор не ответил. Сев в кресло, он исподлобья посмотрел на сталкера и спросил:

– Тебе что привиделось?

– Ничего не привиделось, просто Питон лучшим другом стал. – Сапсан поморщился, вспомнив, как собирался бежать со спортсменом наперегонки. – И ревизор, урод телепатический, Дудонькой меня назвал. А тебе?

– Мусорские рожи, – скрипнув зубами, процедил Колода. – Самая сволота беспредельная пришла из всех, кого в жизни перевидал. Баню устроили с такой давиловкой, как уже и не умеет никто.

– Ревизор – это не «никто», – протянул Сапсан. – Говорят, он, когда людей с оружием зомбирует, то сначала из них себе охрану строит, чтобы спокойно по Зоне ходить, а потом, когда новых зомби находит, старых сжирает. Этот гад так мозги выворачивает, что и не поймешь ничего до тех пор, пока он тебе в горло не вцепится. А может, и тогда тоже не поймешь.

Зэк усмехнулся.

– Да мне уж Эрнестыч порассказывал. Они тут как раз что-то такое изучают. Пси-поля, телекинез, еще что-то хитро-мудрое.

– Удивляюсь, как ты соскочил?

– А я, Игорек, и не залезал никуда, чтоб соскакивать. Представь, что сидишь ты в голой хате-одиночке без оконца, где только шконарь, на котором лежать получается поджав ноги и боком. В углу дальняк без крышки. Смыв работает, когда цирику захочется, – хоть раз в час, хоть раз в сутки, а хоть и каждую минуту. И в любой момент могут на допрос вытащить. Следаки меняются, часов или хотя бы календаря в кабинете нет, сколько времени ты там, сколько в хате, сколько вообще прошло – не знаешь. Только вопросы, которые вроде бы и разные, но все равно одинаковые. Не захочешь, а запоешь. Но в натуре петь нельзя, потому что реальный расклад по чужому свисту тебе никто не сольет, а ссучиться, сам понимаешь, западло. Вот и крутишься, как вошь на гребешке, чтобы и самому не уехать, и корешей на вышку чужими ходами не отправить. – Предавшийся воспоминаниям Колода возвел глаза к потолку. – Вот это ревизоры были, да! Вашим Кашпировским недоделанным до них как опущенцу до короны. Запугать, замазать – выкусите. Пуганый Колода. И мазаный.