Читать книгу "Чистилище. Книга 1. Вирус - Валентин Бадрак"

– А зря не слышал. Ты бы его фото посмотрел! Такой себе невзрачный еврейчик с личиком заумного школьника в очках. Так вот, его пациентка Анаис Нин, к счастью для нас, исследователей, оказалась писательницей и зафиксировала в дневнике общение со своим терапевтом. Оно состояло из множества откровенных ласк, включая оральный секс. Есть основания считать, что Зигмунд Фрейд предпочитал соблюдать приличия и воздерживаться от сексуальных контактов с пациентками исключительно из глубокого понимания ханжеской сущности тогдашнего общества. Благодаря этому пониманию он и развил свою знаменитую теорию. Могу к этому добавить, что решал он проблему собственного психического здоровья в спальне сестры своей жены. А доктор медицины Отто Гросс, один из замечательных приятелей Карла Юнга, личность, согласно описаниям, харизматическая и беспокойная, считал своим долгом включать в терапию качественный секс. Я мог бы долго об этом рассказывать, но стоит ли? Поверь, Кирилл, это уже не просто опыт, это – почти психоаналитическая традиция. Кстати, и Лидия была в свое время моей пациенткой, правда, очень непродолжительное время. Но была оч-чень послушной и понятливой…

Жора мечтательно цокнул губами, а Лидия одарила мужа щедрой улыбкой, за которой, вероятно, прятались терпкие воспоминания ее нетривиального совращения. Лантаров же с любопытством подумал: «Интересно, за что он так не любит этих людей – за их успехи у женщин или за то, что они добились известности?»

– То есть, – рассудительно подытожил Лантаров, – ты уже давно практикуешь секс на стороне, и чтобы Лидии не было неприятно, предложил и ей попробовать?

Жора, наверное, хотел услышать несколько иной вывод и искусно перевел внимание в иное русло:

– Так, мясо по-французски готово. Лидия, давай тарелки и приборы.

– Как кофе? – как бы между прочим спросила Лидия, убирая его чашечку. Она заглянула ему в глаза, и в сияющих аквамаринах он разглядел признаки возникшей эмоциональной связи.

– Фантастика! – ответил Лантаров, стараясь всем своим видом выразить признательность. Кофе, в самом деле, был превосходный, с пряным набором специй, похоже, корицы и гвоздики.

Мясо тоже оказалось отменно приготовленным и в меру острым – Жора, вне всякого сомнения, обладал редкими способностями повара. «И не исключено, – думал Лантаров, – совершенно необоснованно зарыл свой реальный талант в угоду сомнительному психоанализу». За ужином они незаметно выпили бутылку вина, затем достали еще одну. Тема телесной любви совершенно неожиданно для гостя сместилась в сторону поэзии и политики, восхищенные друг другом муж и жена непрестанно цитировали одного любимого поэта, писавшего довольно забавные стихи на украинском языке, пересыпанные пошлыми намеками и махровой нецензурщиной.

Лантаров уже окончательно забыл об истинной причине знакомства и размяк в уютной домашней обстановке. Но Лидия ошарашила гостя неожиданным вопросом:

– Кирилл, все так душевно складывается… Не хочешь сегодня попробовать чего-нибудь остренького?

Эти простые слова произвели эффект бандитского выстрела в упор. Первое мгновение он опешил настолько, что потерял дар речи. И когда эти двое сумели договориться между собой? У них что – есть свой, зашифрованный язык знаков? Сонмище вопросов завертелось в голове. Жора окончательно сбил Лантарова с толку:

– Кирилл, я знаю, ты, наверное, из-за меня испытываешь стеснение. Так я на правах хозяина заявляю: топай в гостиную, слушайте музыку и начинайте отдыхать – я присоединюсь через несколько минут.

Лантаров вдруг почувствовал на лбу испарину. Он совершенно непредсказуемым образом оказался в роли совращаемой девушки. Лицедеи, открывшие сезон охоты! Он решительно не знал, как поступить.

– Ты уверен, что я вписываюсь в вашу картинку?

Тот поразил своим ответом еще больше:

– Ты нам понравился – ты по-настоящему порядочный человек.

При чем тут порядочность?! И сколько еще порядочных людей беспорядочно бродят по улицам столицы?! Мысли Лантарова снова бешено забегали по замкнутому кругу, но Лидия подошла к нему и нежно погладила по руке мягкой, влажной ладонью.

– Пойдем, – произнесла она невозмутимо, и аквамарины в глазницах блеснули фантомной вспышкой.

…Ничего экстраординарного не произошло. Только в сердце тупой, едва опознаваемой болью отдалась собственная всеядность. Нет, эта Лидия, конечно, мила, хотя ее одержимость, временами переходящая в неистовость, отдавала чем-то ненатуральным, придуманным. А Жора… Маститый аналитик оказался давно истощившимся любовником. Странно, что он совсем не запомнил Лидию. Но почему-то пытался сравнить ее елейный образ с колоритной Вероникой. Они были слеплены из разных материалов. Лидия ассоциировалась у него с послушной комсомолкой-ударницей из советского фильма. Ее выступление было сродни бойким речевкам на школьной линейке, только текты были составлены из клочков чужих психоаналитических формул.

7

Со странной семейкой впоследствии Лантаров виделся редко. Только когда не знал, куда деть субботний вечер или воскресенье. Эти отношения сплетались из долгого, не лишенного интереса, словесного забега, и только финишный круг в марафоне был напрямую связан с телом. Но не с теплом, потому что тело оставалось лишь объектом по большей части беспристрастного исследования. Его исследовали, но и он познавал.

И все-таки что-то его беспокоило. Тут все было похоже на раздельное питание: философия отделена от бытового общения, секс отделен от семьи, дружба отделена от любви. Он превратился в друга семьи, но мог бы с успехом назвать себя товарищем Никто. Таинственно возникающим и так же зашифрованно исчезающим призраком. В этой заносчивой выдумке Вакха он добровольно стал чьей-то иллюзией, частью пустоты. Порой он задавал себе вопрос: а не является ли их упорное анализирование самих себя и сердцевиной той самой болезни, от которой они пытаются лечить окружающих?

Сначала Лантаров заметил, что Жору что-то беспокоит в их интимной связи. Жора стал иногда надолго пропадать во время их импровизированных игр, и Лантаров поймал себя на мысли, что совершенно не может сосредоточиться. Где он, сидит в углу, уткнувшись тяжелым взглядом в потолок? Или нервно курит на кухне? А может, в нем не на шутку взыграла ревность, и он схватит кухонный нож и войдет в комнату с решительностью мрачного коновала?! Наблюдая за происходящим, Лантаров пришел к выводу, что Жора стал пленником собственных химерических воззрений. И в этой игре троих свихнувшихся он – лишнее звено. Но зачем тогда он позволил принять его, Лантарова, в качестве друга на семейном ложе?

Однажды Лантарову стало не по себе, когда отлынивающий участник слишком долго наблюдал за любовниками и наконец угрюмо прошептал сквозь зубы: «Моя школа!» Безобидные слова прозвучали зловеще, и Лантаров подумал, что нервозность и страсть к вуайеризму имеют ту же природу, что его проблемы до встречи с Вероникой. Он уловил, что Жора находится в шаге от бессилия и отчаяния, в то время как Лидия упорно пытается воздействовать на него через третьего партнера. Он же был приправой. Специфическим лекарством, сомнительным средством психотерапии. И тогда Лантаров решил сам нажать на тормоза. Он долго не отвечал на звонки или ссылался на занятость, пока однажды Лидия не позвонила с незнакомого ему офисного телефона. Осведомившись, не очень ли он занят, и получив пространный ответ «не катастрофически», она с волнующей настойчивостью попросила его приехать в офис к концу рабочего дня.