Читать книгу "Легаты печатей - Андрей Валентинов"

– А в «Акульей Пасти»! – хохотнул Хьюго, которому понравился собственный каламбур. – Перегородим «челюсти» проволочной сеткой – и пусть себе плавает!

«Акульей Пастью» назывался глубокий залив на восточной оконечности Стрим-Айленда, с узкой горловиной, где скалы-«челюсти» отстояли друг от друга на каких-нибудь тридцать футов.

Kontrapunkt

Вечером, когда лиловые сумерки мягким покрывалом окутали остров, старый Мбете Лакемба объявился на ветхом пирсе, с которого Лэмб Мак-Эванс, чертыхаясь, швырял остатки сегодняшнего улова в «Акулью Пасть». Впрочем, рыба исчезала в АКУЛЬЕЙ ПАСТИкак в прямом, так и в переносном смысле слова.

– О, Старина Лайк! – обрадовался Малявка. – Слушай, ты ж у нас вроде как акулий родич?! Глянь-ка… сейчас, сейчас, подманю ее поближе…

Однако, как ни старался Малявка, пленная акула к пирсу подплывать отказывалась. И лишь когда Мбете Лакемба хлопнул ладонью по воде, акула, словно вышколенный пес, мгновенно возникла возле пирса и неспеша закружила рядом, время от времени предоставляя татуированное брюхо для всеобщего обозрения.

– Ну что, видел? – поинтересовался Ламберт, приписав акулье послушание своему обаянию. – Что это?

– Это Н'даку-ванга, – лицо фиджийца, как обычно, не выражало ничего, но голос на последнем слове дрогнул. – Курчавые охотники с юго-восточного архипелага еще называют его Камо-боа-лии, или Моса.

– А он… этот твой хренов Н'даку – он редко встречается?

– Н'даку-ванга один, – Лакемба повернулся и грузно побрел прочь.

– Ну, если ты не врешь, старина, – бросил ему в спину Малявка Лэмб, – то эта зараза должна стоить уйму денег! Коли дело выгорит – с меня выпивка!

Лакемба кивнул. Зря, что ли, пароход со смешным названием «Paradise» вез жреца через соленые пространства? И уж тем более ни к чему было объяснять Ламберту Мак-Эвансу, что Н'даку-ванга еще называют Н'даку-зина, то есть «Светоносный».

На падре Лапланте это имя в свое время произвело немалое впечатление.

Proposta-2

– …ну а потом к нам заявился этот придурок Пол!

Ламберт заворочался, нашарил на стойке свой бокал с остатками джина и опрокинул его содержимое в глотку. Не дожидаясь заказа, Кукер сразу же выставил рассказчику банку тоника, зная, что оба Мак-Эванса (и Лэмб, и покойный Хьюго), предпочитают употреблять джин с тоником по отдельности.

Впрочем, Хьюго – предпочитал.

– Так вот, на чем это я… ах, да! Заявляется, значит, с утреца этот придурок Пол и просится кормить зверюгу!

– Ты б попридержал язык, Малявка, – неуверенно заметил Кукер, дернув культей. – Сам знаешь: о мертвых или хорошо, или… Опять же, вон и папаша его здесь!

Кукер умолк и лишь покосился на спящего Плешака Абрахама.

– А мне плевать! Пусть хоть сам Отец Небесный! Говорю – придурок! Придурком жил, придурком и подох! Ну кто, кроме полного кретина, добровольно вызовется кормить акулу?!

– Помнится мне, Ламберт, раньше ты говорил, будто вы с братом его наняли, – как бы невзначай ввернул капрал Джейкобс, расправляясь с очередным сэндвичем.

– Верно, наняли, – сбавил тон Малявка Лэмб. – Только парень сам напросился! Эти эмигранты рыбьи потроха руками ворошить согласны, за цент в час! И попомните мое слово: все дерьмо из-за мальчишки приключилось!

– Пол кормил акулу вовсе не из-за ваших денег, – голос девушки в сером платье звучал ровно, но в больших черных глазах предательски блестели слезы. – Сколько вы платили ему, мистер Мак-Эванс? Пятерку в день? Десятку?!

– Этот придурок и серебряного четвертака не заработал! – проворчал Ламберт, не глядя на девушку.

– Не смейте называть его придурком! – выкрикнула девушка и отвернулась, всхлипнув. – Вам никому не было до него дела! Деньги, деньги, только деньги! А кто не мчится сломя голову за каждой монетой – тот придурок и неудачник! Так, мистер Мак-Эванс? Так, Барри Хелс? – обернулась она к парню с изуродованной щекой.

– А я-то тут при чем, Эми? – огрызнулся Барри.

– При том! Раз не такой, как все – можно издеваться над ним с дружками! Да, Барри? Раз придурок – можно платить ему гроши за черную работу! Да, мистер Мак-Эванс? А то, что этот «полный кретин» – тоже человек, что у него тоже есть душа, что ему тоже нужен кто-то, способный понять его – на это всему Стрим-Айленду в лучшем случае наплевать! Мать еще на родине умерла, отец – горький пьяница; вон, сын погиб, а он нажрался и дрыхнет в углу! Никто из вас его не понимал!.. И я, наверное, тоже, – помолчав, добавила Эми.

Малявка Лэмб пожал широченными плечами и стал шумно хлебать тоник.

– У Пола не было ни одного близкого существа, – очень тихо проговорила девушка. – Никого, кому бы он мог… мог излить душу! Я пыталась пробиться к нему через панцирь, которым он себя окружил, защищаясь от таких, как вы, но я… я не успела! И он не нашел ничего лучшего, чем вложить свою душу в эту проклятую акулу!

Risposta-2

Золотистые блестки играли на поверхности бухты, сытое море, щурясь от солнца, лениво облизывало гладкую гальку берега; чуть поскрипывали, мерно качаясь, тали бездействующей лебедки.

Ветхий пирс еле слышно застонал под легкими шагами девушки. У самого края ранняя гостья остановилась и стала озираться по сторонам. Взгляд ее то и дело возвращался к горке сброшенной одежды в шаге от черты прибоя. Линялые джинсы, футболка с надписью «Megadeath» и скалящимся черепом, а также старые кроссовки Пола честно валялись на берегу; но самого Пола нигде не было видно.

– Пол! – позвала Эми.

Никто, кроме чаек, не отозвался.

– Пол! – в охрипшем голосе девушки прозвучала тревога.

Какая-то тень мелькнула под искрящейся поверхностью бухты, и воду вспорол большой треугольный плавник. Сердце Эми замерло, девушка вгляделась – и чуть не вскрикнула от ужаса, зажав рот ладонью. За плавник цеплялась гибкая юношеская рука! На миг Эми почудилось, что кроме этой руки там больше ничего нет, это все, что осталось от Пола – но в следующее мгновение рядом с плавником возникла светловолосая голова, знакомым рывком откинув со лба мокрые пряди – и девушка увидела лицо своего приятеля.

В глазах Пола не было ни страха, ни боли, ни даже обычной, повседневной настороженности подростка, обиженного на весь мир. Неземное, невозможное блаженство плескалось в этом взгляде, смешиваясь со струйками, обильно стекавшими с волос. Пол тихо засмеялся, не видя Эми, прополоскал рот и снова исчез под водой.