Читать книгу "Траектория чуда - Аркадий Гендер"

* * *

Итак, я открыл глаза как раз в тот момент, когда включился зеленый, и поток тронулся. «Десятка» перевалила через трамвайные пути, и в этот момент на встречной полосе прямо напротив недоброй памяти Максима-Пиццы я заметил «глазастый» Мерседес с затемненными стеклами, с виду точно как Шулявский. Я схватил телефон и ткнул Гохин номер, пытаясь среди десятков встречных машин, отделяющих меня от «мерина», разглядеть его номера.

— Какой номер у Шуляевского «мерса»? Быстрее! — заорал я в трубку, как только Гоха ответил, потому, что интересующая меня машина, подъезжая в крайнем правом ряду к Бахрушинскому музею, включила поворотник.

— Ха-буль-буль-пять-буль-буль! — без запинки выпалил Гоха, как будто перемежал разговор со мной глотками из горлышка бутылки, и сразу же связь опять прервалась.

— Он повернул направо на Бахрушина! — на всякий случай проорал я в микрофон, но, похоже, с таким же успехом можно был кричать в устье Кольской сверхглубокой скважины.

Нашел же ведь место, где сломаться — в тоннеле! А Мерседес, поворачивая направо, на секунду все-таки показал мне свой номерной знак, и цифра 5, равно как и буква «ха», на нем явно присутствовали. Это был Шуляев! Я втопил газ до пола, и понесся на набережную на разворот. Но несмотря на то, что под мостом я успел проскочить на два мигающих зеленых, к тому времени, как я на крутом вираже еле вписался в переулок, куда буквально двумя минутами ранее повернул Шуляев, Мерседеса в поле зрения уже не наблюдалось. Я пронесся метров пятьсот вперед, и уперся в Т-образный перекресток. Черт, куда направо, налево?! Я наудачу рванул направо, и вскоре выскочил на набережную Обводного канала. Здесь движение было односторонним и, поехав направо, я вскоре снова был бы на Садовом. Значит, на том перекрестке Шуляев ушел налево. Я врубил задний ход, почти на месте развернулся, чуть не снеся фонарный столб, и понесся обратно. Пулей пролетел мимо переулка, откуда я только что приехал с Садового, и начал притормаживать, следуя крутому повороту асфальта, уходящему направо. Гадство, опять меня занесло в эти треклятые Татарские переулки, где я был-то один-два раза в жизни, и в которых совершенно не ориентировался! Я повернул направо, и опять уперся в развилку. Боже, куда теперь?! Дорогу направо преграждал «кирпич», и я поехал налево, хотя теоретически Шуляев мог поехать и под знак. Еще один поворот, и я, осознав, что полностью потерял ориентацию в этом лабиринте, остановился, тем более, что два дорожных знака, установленных, судя по свеженькому виду, совсем недавно, говорили, что где-то впереди перекопано и проезда нет. Передо мною лежала узенькая проезжая часть какого-то переулка, на стенах домов которого, естественно, не было и следа табличек с названием. На всем просматривавшемся протяжении переулка не ехало ни одной машины, по узким тротуарам не шел ни один прохожий. Мерседеса словно и след простыл. Вообще здесь было так пусто и тихо, словно в полукилометре за моей спиной не кипело Садовое кольцо. Смеркалось, а в доме, стеной стоящем вдоль всей правой стороны переулка, не загоралось ни одно окно. Странное место, будто необитаемый островок посреди моря жизни. Мне стало не по себе. Начал накрапывать мелкий дождик, и вслед за моросью на стекле неприятный холодок мурашек пополз и по моей спине. Я упустил Шуляева, а с ним и надежды на скорое освобождение семьи. О возврате денег тут уж и говорить не приходилось. Снова только и оставалось, как милости, ждать, что Голос все-таки позвонит, и скажет, где томятся Галина с Юлькой. "Если он вообще позвонит", — подумал я, и от этой мысли мне стало совсем плохо. Но какой красавец Шуляев! Изображал из себя чайника, а сам, наверное, еще в Шереметьеве засек Гоху, и только и искал случая от него оторваться! Наверное, он даже не усек, что «хвост», сломавшись, сам отстал, и ушел в эти переулки намеренно, ибо что Шуляеву в этой глухомани делать, как не воспользоваться этим лабиринтом для того, чтобы уйти от преследования? Если, конечно, он не ехал именно сюда. Но куда же тогда, черт побери, он со своим Мерседесом подевался, ведь судя по знаку, впереди — тупик?! Что-то здесь не так. Может, нет никакого тупика, а я тут стою, аки пень? Я включил передачу, и потихонечку тронул вперед. Но нет, метрах в двухстах впереди, где переулок уходил левее, и в самом деле было перекопано, и проехать дальше не было никакой возможности. Летать, что ли, умеет Шуляевский «мерин»? Но как бы то ни стало, я его потерял. Окончательно смирившись с этим, я в два приема развернулся и поехал назад. И вдруг панорама переулка, развернувшаяся перед моими глазами на сто восемьдесят градусов, показалась мне ужасно знакомой. Ну точно, в один из тех двух раз, что я бывал в этом Богом забытом месте, мы с Жанной возили сюда Люсю. Именно в этом доме, который сейчас у меня по левую руку, жила ее престарелая мать. Ну да, она еще была чуть ли не последней обитательницей этого дома, который шел под снос. Странно, что дом до сих пор еще стоит, хоть и видно, что полностью отселен, И не странно ли, что Шуляев заехал сюда? Бывают ли такие совпадения? Благо, что это можно легко проверить.

Я остановился прямо напротив проема арки, ведущей во внутренний двор дома. Арка, вроде бы и проезжая, была такая узкая, что как и тот раз, я не решился протиснуться в нее на машине, опасаясь снести «десятке» зеркала, а вылез из-за руля, и вошел во двор пешком. Двор, образованный замкнутыми в каре внутренними стенами, был прямо питерским каким-то, по крайней мере другого такого «колодца» я в Москве нигде не встречал. Уже вовсю темнело, а во дворе-колодце, освещаемом лишь серым квадратом неба высоко вверху, был такой мрак, что я не сразу заметил машину, приткнувшуюся вплотную к стене в дальнем углу двора. Сердце у меня бешено заколотилось, потому что это был черный Шуляевский «мерс». Вихрь мыслей завертелся у меня в голове, но рациональной была только одна: позвонить Гохе и позвать его на помощь. Но автоответчик на его телефоне посоветовал мне позвонить позднее, — видимо, Таганский тоннель наглухо поглощал все радиосигналы. Оставленный с черной неизвестностью в лице Мерседеса в пустом дворе один на один, я начал пытаться строить план действий сам. Я осторожно подошел к машине и сразу обратил внимание на глубокие и явно свежие царапины на зеркалах бокового вида. Было ясно, что эти царапины были получены при проезде сквозь арку, и только то, что зеркала «мерса» имели возможность складываться вдоль корпуса, вообще позволило машине протиснуться во двор. Но ведь Гоха видел эти царапины еще в аэропорту, а это значило, что Мерседес уже заезжал в этот двор! Но зачем компаньону Голоса адвокату Шуляеву заезжать в такое глухое и уединенное место? Вывод был ясен — где-то здесь держали Галина и Юльку! Но где сам Шуляев? Через единственное незатемненное лобовое стекло было видно, что салон автомашины пуст. Значит, приехавший на ней вышел, и вошел в дом? Во двор выходило четыре больших, под козырьками, подъездных двери, и рядом с каждой из них — по двери поменьше, наверное, подвальных. На всех дверях висели внушительные висячие замки, и каждая дверь была опечатана белой бумажкой с треугольным штампом. Я подергал один замок, другой, третий — все без дураков, все заперто. Как же он вошел? А если предположить, что какая-то из дверей была не заперта, то кто же закрыл ее на амбарный замок за вошедшим? Я еще раз оглядел весь двор, прислушиваясь. Но — нет, ниоткуда ни звука, ни шороха, ни одного свидетельства, что внутри кто-то может быть. Мистика какая-то!