Читать книгу "Рамсес II Великий. Судьба фараона - Жеральд Мессадье"

Потом она отправилась к Туи, царице-матери. Еще три месяца назад, по возвращении супруга из Азии, Нефертари ощутила в нем перемену. И ночной кошмар подтвердил ее опасения.

* * *

Дворец был охвачен тревогой. Все аудиенции были отменены: фараон спал. Никто из придворных не мог вспомнить, чтобы кто-либо из фараонов спал при свете дня, если только он не находился на смертном одре. И все же хранитель гардероба, первый придворный и хранитель утренних тайн утверждали, что его величество просто спит.

Именхерхепешеф настоял на том, чтобы его провели в спальню отца, и с изумлением увидел, что Рамсес сопит, как кузнечный горн, хотя солнце уже стояло в зените.

— Что случилось? — спросил он у матери и бабушки, которые в соседней комнате ожидали пробуждения спящего.

— Он мало спал ночью… И видел плохой сон, — ответила Нефертари. — Очень плохой сон…

— Знаешь ли ты, что именно ему приснилось?

Она покачала головой. Это была ложь: своей свекрови Нефертари призналась, что супруг видел Сета, но ей не хотелось, чтобы об этом узнал весь дворец. Озадаченный Именхерхепешеф ушел. Почему-то ему вспомнилось, каким раздражительным был отец на вчерашнем Совете. Птахмос! Конечно же, ему приснился Птахмос! Но тут же принц вспомнил и собственные слова о том, что бывшего бригадира защищает какая-то неведомая магическая сила. Сет! Значит, во сне к отцу явился Сет, поскольку, увидь Рамсес всего лишь Птахмоса, кошмар так не подействовал бы на него.

Исинофрет, Тийи, Тиа и целая вереница дочерей — Бент-Анат, Бакетмут, маленькая Нефертари, Меритамон, Небеттауи… И сыновья, вернувшиеся из кепа, — Хаемуасет, Монтухерхепешеф, Небенхару, Мериамон, Сетемуйя… Их матери и бабушка пытались их успокоить.

В час дня царские покои наполнились торопливым стуком сандалий и отголосками в спешке отданных приказаний — его величество проснулся…

Именхерхепешеф и его младшие братья рассудили, что будет разумнее не показывать отцу своего беспокойства. Обед прошел как обычно. Ожидания придворных, напряженно следивших за выражением лиц присутствующих на трапезе, были обмануты. Рамсес тоже находился за столом, и, глядя на него, сановники пришли к выводу, что слухи, облетевшие дворец утром, — всего лишь досужие вымыслы.

Впрочем, выглядел царь и вел себя несколько иначе, чем обычно: лицо его припухло, говорил он мало, глухим голосом и чуть путано. И все же, когда маленький принц Сетемуйя попросил «колючего вина», монарх улыбнулся. Жизнь текла как обычно, ярко светило солнце. Все быстро станет на свои места…

Вернувшись в свои покои, Именхерхепешеф позвал придворного:

— При дворце, насколько я знаю, обретается маг?

— Да, мой господин. Его зовут Сетнау. Он — знаток магии хекау.

— Передай ему, что сегодня вечером, ближе к полуночи, я жду его у себя. И чтобы об этом не узнала ни одна живая душа!

— Слушаюсь, мой господин.

Гладколицый, с глухим голосом и медлительными движениями, посредник между миром преходящим и вечностью явился в назначенный час и поклонился хозяевам дома, Именхерхепешефу и его супруге Неджмаатре. Сетнау был человеком без возраста, а значит, обладал богатейшим жизненным опытом; он знал, что соблюдение тайны — одно из первейших требований, выдвигаемых к представителям его профессии. Ему предложили вина; он стал пить его молча, ожидая, когда принц сообщит ему, в услугах какого рода нуждается. Руки мага, между тем, говорили вместо него. Да и были ли это руки человека? Гибкость пальцев, охвативших серебряный кубок, наводила на мысли о конечностях рептилий. Ноги его тоже привлекали внимание: только ли для ходьбы он ими пользовался? Пальцы ног были такие тонкие, что закрадывалась мысль: а не вонзаются ли они в землю, когда на них не смотрят жалкие невежды?

Наконец Именхерхепешеф заговорил:

— Я не могу четко сформулировать свой вопрос. Должен ли я спросить тебя, какая враждебная моему божественному отцу сила покровительствует некоему Птахмосу или почему разгневался бог Сет? По моему мнению, последние события свидетельствуют о том, что удача, которая всегда сопутствовала моему отцу, отвернулась от него.

Он вкратце описал эпизод, имевший место возле Двенадцати Ибисов, и благополучное бегство апиру под предводительством Птахмоса, не забыв упомянуть и о вчерашнем кошмаре фараона.

Сетнау на мгновение задумался, потом сказал так:

— События, о которых ты говоришь, — не тайна. У дворца больше ушей, глаз и языков, чем приходится на всех его обитателей вместе взятых. Я предвидел твои вопросы и уже начал искать на них ответы. Единственное, что остается загадкой, — это ночной кошмар нашего божественного государя. Знаешь ли ты, что ему приснилось?

— Нет, и думаю, мой божественный отец не расскажет об этом никому.

Сетнау кивнул. Его кубок был пуст. Принц сам наполнил его.

— Могу ли я получить какую-нибудь вещь этого Птахмоса? — спросил маг. — Что-либо из одежды, письмо, личную вещь? Это облегчит мне задачу.

Именхерхепешеф пообещал, что сделает все возможное, чтобы раздобыть требуемое.

Сетнау низко поклонился, поблагодарил принца за оказанное доверие и удалился.

— Он сам похож на персонаж из сновидения, — прошептала Неджмаатра.

* * *

Три лампы, расставленные на полу, освещали изваяние Мут Заклинающей — супруги Амона, нарочно доставленное в зал для аудиенций принца Именхерхепешефа из храма Амона. В зале их было трое: принц с супругой и Сетнау, коленопреклоненный перед статуей богини в человеческий рост. Мут была изображена в виде женщины в облегающем платье; ее правая нога была чуть выставлена вперед, а руки свободно висели вдоль тела, и только указующий перст правой был обращен к смотрящим на богиню. Сделанные накануне магические подношения утроили могущество изваяния: дух богини снизошел в ее скульптурное изображение. Над жаровней, установленной у ног статуи, курился голубоватый ароматический дым. Рядом на полу лежал развернутый папирус, края которого были придавлены к земле двумя камешками.

— О спутница бога скрытого, — нараспев произнес Сетнау, вздымая руки над головой, — о всемогущая защитница, освободившая своих сыновей от пут демонов, о превращающая в воду яд скорпионов и уничтожающая яды, которые злые духи вливают в горло детей! О сочувствующая Мут, дети твоего сына Усермаатры Сетепенры взволнованы тучами, закрывшими его небо. О Мут, помоги своим детям обнаружить источник их терзаний!

Чистые и спокойные, огоньки ламп тянули свои язычки к высокому потолку, неподвижный воздух полнился благовонным дымом.

— О Мут, — снова заговорил Сетнау, поднимая руки с двумя разорванными сандалиями, найденными в доме Птахмоса, — по вине ли смертного хозяина этих сандалий омрачилось небо над государем?

Принц с супругой не моргая следили за движениями мага. Создавалось впечатление, что они перестали дышать. Внезапно огоньки в лампах заплясали, и над ними конвульсивно взвились ниточки черного дыма.