Читать книгу "Ветер полыни - Алексей Пехов"

Кто-то приходил ко мне. Посмотрев на меня, наклонился и положил руку на лоб. Сухая горячая ладонь обожгла кожу пламенем, пожравшим боль. Непослушными губами я попытался спросить, где Лаэн, но мне приказали спать, и я уснул…

На этот раз пробуждение оказалось не столь ужасным. Я осторожно сел и ощупал голову. Никаких шишек и ссадин. Бок тоже молчал. Кончиками пальцев я дотронулся до ребер, но и они не дали о себе знать — дышалось легко. Ожогов на ладонях не было.

Странно.

Исцеление не приснилось? Тогда кто это сделал? Шен?

— Шен… — позвал я.

Нет ответа.

Вокруг — непроглядная темнота. Глаза привыкали к ней безумно долго, но наконец-то я смог различить место, где оказался. Это была узкая камера, которую можно пройти из конца в конец шестью шагами, а потолок, при желании, — достать рукой. В дальнем углу узилища — мерзко пахнущая дыра, в шаге от меня — толстые прутья решетки. На полу — вонючая солома. И, кажется, блохи или еще какие твари — я весь чесался.

На всякий случай, я проверил решетку на прочность.

— Проклятье! Чтобы ее выломать, нужна сила блазга.

И тут же из темноты раздался ответ:

— Это твой таква думать. Она кварепче, чем квазаться, человече.

Я не вздрогнул, хотя надо было. Этот умник смог меня напугать. Напротив моей камеры располагалась другая, но кто бы мог подумать, что в ней кто-то есть?

— Забери меня Бездна! Не верю.

— Квагун не любить тех, квато не верить, — осуждающе донеслось из мрака. — Но это не менять дел. Решетка прочна. Мы уже пробовать. И не раз.

— Печально, — сказал я первое, что пришло в голову. Того, кто со мной разговаривает, видно не было. Лишь в одном месте камеры мрак казался гуще, чем в других. Судя по очертаниям — действительно, блазг. Здоровый. Не какой-нибудь мелкий лягушонок из болота, а вполне себе настоящий квагер.[30]

Последние слова я произнес вслух, и мой собеседник довольно рассмеялся кваканьем раздувшейся от радости жабы.

— А твой червяква в рот лучше не кваласть. Ловква подметить. Да.

— Что квагер делает так далеко от родных болот?

— Путешествовать. Путешествовать, да. По воле Квагуна.

Говорил он гораздо хуже, чем старина Ктатак, но вполне сносно. Многие из его племени и десяти человеческих слов не могут произнести, чего уж говорить о связной речи? Человеческий язык для гортани болотных жителей непрост. Общаясь между собой, ребята предпочитают квакать.

— Мы радоваться, что твой здоров. Даже думать, что уже уходить к Квагуну. В мир прогреть солнцем воды, теплого торфа и жирных червяквакваков.

— Рано мне к червяквакам.

— Таква и она таква думать. Потому и лечить твой. Мы так считать.

— Она? — тут же насторожился я.

Он заворчал, квакнул на низкой ноте и вздохнул:

— Кванечно. Она. Или твой бы не быть так бодр.

— Кто она?

— Ведьма. Отравляющая болото.

Мне потребовалось несколько ун, чтобы вспомнить, что Отравляющая болото — прозвище Проказы у народа блазгов. Подтвердились мои худшие опасения — мы попали в цепкие лапы одной из Шести.

Дурак! Самоуверенный дурак! Почему я не пошел вдоль берега?! Лучше бы потерял лишние недели, чем так бездарно попался! Мое решение двигаться через степь оказалось страшной ошибкой. И теперь за нее придется расплачиваться не только мне, но и Лаэн.

— Давно я здесь?

— Четыре раза солнце вставать.

Четыре дня!

— Меня привели одного?

— Твой совсем ничего не помнить, человече? Да. Твой был один.

— А женщина? Ты что-нибудь слышал о женщине?!

— Нет. Никваго, квароме тебя. Твой самка? — заинтересовался он.

— Да.

— Если ее и держать, то не здесь.

— А где? — встрепенулся я. Мысли о том, что могло случиться с Лаэн, не оставляли меня.

— Квагун знать. Мы не знать. Сейчас ночь. Пора пузатой ласковой луны и сладких звенящих песен. Но я давно не петь, а луна перестать быть ласковой к моя. Я жить, когда светло, а не когда ночь. Спи и твой, человече. Спи. Утро вечера светлее. Если твой лечить, значит, твой нужен Квагуну. И Отравляющей болото. Значит, будешь жить. И с твой самкой все будет хорошо. Мы верить в это.

Он затих, и я не стал приставать к нему с расспросами. Вряд ли блазг знает больше, чем рассказал. До самого утра я так и не сомкнул глаз, беспокоясь о судьбе Лаэн.

С учетом того, что здесь не было даже маленьких окошек, утро ничем не отличалось от ночи. Такая же темень. Никто из тюремщиков не озаботился принести факел. Впрочем, как и еду с водой. Только сейчас я почувствовал насколько голоден.

— Эй, блазг!

Зашуршала солома.

— Что твой, человече?

— Здесь кормят?

— Иногда, — рассмеялся он. — Ты вовремя спросить. Юми уже слышать шаги. Ква нам идти.

Я не успел спросить, кто такой Юми. В отдалении лязгнул засов, противно скрипнули давно не смазываемые петли, затем раздались шаги. С каждой уной становилось все светлее и светлее.

Двое. Набаторцы. Солдаты. У одного за спиной висел арбалет. Он же нес фонарь, а его товарищ, пыхтя, — поднос с едой.

Арбалетчик повесил фонарь на скобу, подошел к моей камере.

— А. Пришел в себя. С возвращеньицем.

— Заткнись, — хмуро бросил второй. — Забыл, что тебе сказали? Не разговаривать с ним!

— Да ладно тебе, Злой, — отмахнулся набаторец. — Кто же узнает?

— Думаешь, от нее хоть что-то можно скрыть, Лось? Помоги лучше еду раздать.

Тот сразу же помрачнел и заткнулся.

В полном молчании он открыл решетку, поставил на пол тарелку с похлебкой, кружку какого-то фруктового пойла и положил ломоть черного хлеба с куском овечьего сыра. Я не дергался, потому что Злой направил на меня заряженный арбалет.

Оставшаяся снедь, а на подносе ее было намного больше, чем досталось мне, отправилась в соседнюю камеру.