Читать книгу "Новый Мир - Александр Столбиков"

— Во блин, сложно-то как все…

— А ты как думал? — невесело усмехнулся Самойлов. — Все большое — сложно. Ладно, сегодня пронесло. Но будет и завтра, и послезавтра. Пора заканчивать с анархией. Сейчас к тебе, по чайку и начнем обзванивать всех-всех. Соберемся где-нибудь завтра, все летчики и моряки. Будем думать.

— Это что, вроде как параллельный штаб? — спросил недоуменно Кудрявцев.

— Нет, — терпеливо разъяснил Самойлов. — Сейчас мы координируем все через Генеральный. Получается, сам видишь. Криво получается. Самолеты разбросаны по ведомствам, и каждый ведет свою войну. Так дальше не пойдет. Надо собраться и потолковать. Чтобы наземные хорошо понимали, чего можно ожидать от нас, мы знали об их заботах и так далее. Договоримся об общей тактике и стратегии.

— Может, через Генеральный все-таки? — осторожно спросил Кудрявцев.

— Эк тебя зацепило! — хохотнул Самойлов. — Впечатлило, а?

— Ну да…

— Привыкай. Ты теперь будешь вхож и увидишь много разного. А через Генштаб — долго. Результаты мы должны продемонстрировать очень быстро. А значит, все эти согласования и уговоры надо было делать вчера.

Кудрявцев подумал, вздохнул.

— Да, и то правда. А знаешь, Петр Алексеич… Вот так если подумать, а почему раньше не додумались? Казалось бы, чего проще — всем собраться и раскидать по пальцам, кто что может и будет. А ведь никому в голову не пришло. И мне тоже!

— Самое обидное это то, что тебе не пришло, — снова усмехнулся Самойлов. — Правда? Ну, удивительного в этом ничего нет. Научно называется «инерция мышления». Привыкли делать все одним образом, потом обстоятельства изменились, а привычка осталась. Так-то. Да, еще надо будет не забыть вставить Клементьеву фитиль подлиннее и поершистее.

— За что, — недоуменно спросил Кудрявцев. — Он же вроде вполне прилично выступил…

— Чтоб не болтал в открытом эфире! — рявкнул Самойлов. В этом коротком возгласе прорвалось все напряжение последних дней и часов. — Репортаж вздумал вести, репортер хренов! А вот англичане — такие дурачки, даже слова такого не знают — «радиоперехват». По уму рядом с Сарковским и твой Женька должен был стоять. И почему не поставили, ума не приложу.

Кудрявцев с минуту думал, шевеля бровями в такт мыслям.

— Вот ведь зараза… — потрясенно произнес он наконец. — А мы и радовались, что так оперативно все узнаем…

— Не думали! — продолжал бушевать Петр Алексеевич. — Радовались! Радиодисциплина на нуле! Учиться еще и учиться. В простейших вещах прокалываемся, а время тикает! Ладно, хорош в машине штаны просиживать. Поехали, отпоимся чайком, и, помолясь, за работу.

Глава 22

Это случилось в середине тридцатых, во время второго президентского срока Ходсона. Время, когда молодая держава едва-едва выкарабкалась из тисков великого кризиса, вновь пробуя силы на международной арене. Мир был велик и полон возможностей, но он был уже поделен, и американцам в нем места не было. Но когда это останавливало янки? Вновь, как в начале века, подтянутые молодые парни с объемистыми чемоданами появились в разных концах света, от прокаленной Африки до стылых русских просторов. Коммивояжеры и бизнесмены шли, подобно армии, целеустремленно и неотвратимо, сражаясь за новые рынки и прибыли так же цепко и жестко, как некогда их отцы сражались в Европе против гуннов.

А во всех концах света, где звучали выстрелы, появились другие люди. В большинстве своем уже не молодые, с военной выправкой, многие еще помнящие Мировую. Люди войны, кропотливо собирающие любые крохи новых военных знаний. Среди них был и отставной капитан Клэр Ли Ченнолт.

Ему не повезло. Ченнолту не достался комфорт туманного Альбиона с личным шофером, мягкими диванами и закрытыми клубами, в которые англичане так любили приглашать немногих избранных американских друзей. Его миновали жар Северной Африки, Южная Америка, Европа… Из всех мест на земле, где сражались и умирали, ему досталось самое скверное — Китай. Несчастная, измученная земля печали и страданий.

Японцы, марионеточные китайцы, коммунисты, чанкайшисты — эти четыре силы правили Поднебесной, как игральные кубики, постоянно выпадая в самых невероятных комбинациях. Сегодня два злейших врага объединялись, чтобы совместно дать отпор оккупантам, завтра вчерашний друг бил в спину, и даже под одним знаменем не было единства. Одна бригада могла воевать за торжество социализма после же объявить о создании свободного и независимого государства «отсюда и до рассвета», требуя японского покровительства. А разнообразных бандитов не считал никто, к ним привыкли, как привыкают к стихийным бедствиям сродни урагану и наводнению.

То была война китайцев, потому что это их земля. Японцев, потому что боги Страны восходящего солнца одарили ее многочисленным и трудолюбивым населением, но поскупились на иные богатства. Русских, потому что часть китайцев воевала за коммунизм, а русские всегда там, где коммунизм, читай — их интересы. Англичан, потому что они всегда там, где война и коммунисты. Но что здесь делают американцы, чему можно научиться на «москитной» войне всех против всех? Китайцы воевали из рук вон плохо, независимо от лагеря. Русские и немецкие добровольцы — немногим лучше. Ничему полезному здесь научиться было невозможно, разве что искусству измены и лжи. По крайней мере так им всем казалось, выпускникам престижных академий, белым людям в дикой Азии…

Тогда он служил неподалеку от Нанкина, формируя эскадры ВВС Чан Кай Ши. Работа, тягостная сама по себе, осложнялась тем, что по соседству примерно тем же самым занимались русские, но уже для красных китайцев, у которых вышло очередное примирение с гоминьданом против японцев. А в стороне маячили англичане, переживавшие очередную смену курса метрополии, сами не знавшие, с кем им придется сотрудничать и на всякий случай торгующие со всеми подряд.

Однажды, будучи приглашенным к русскому советнику Асанову, на обратном пути он почти заблудился. Решил срезать дорогу, обошел одно болотце, затем другое, окончательно потерял ориентиры и забрел в совсем уж дикие места, вдали от знакомых дорог. Редкие встречные китайцы-крестьяне лишь разводили руками и часто кивали. Постоянного переводчика он на этот раз не взял, положившись на собственные силы.

Место было умеренно безопасным, и риска попасть на очередных борцов за что-нибудь или просто лихих людей почти не было. Но после часового скитания он замерз и устал. Перспектива ночевать под открытым небом в сезон дождей не привлекала, и он упрямо шел, пытаясь ориентироваться по заходящему солнцу, проклиная всех и вся, изредка отхлебывая из фляжки горячительного. И совсем уж неисповедимыми путями забрел на советский военный аэродром. Ченнолту повезло, его не только не застрелили и не задержали, но даже пропустили. Советников постоянного состава было не так уж много, их всех знали в лицо и, как правило, пропускали без формальностей, поскольку большинство вопросов взаимоотношений миссий приходилось решать лично предводителям.

Он стоял посреди пустоши грунтового аэродрома. За спиной уныло перекликивались часовые, вечернее солнце освещало бледно-красным светом два десятка хаотично расставленных самолетов, в основном «поликарповых» и еще каких-то новых немецких бипланов. Ченнолт традиционно чертыхнулся относительно безмозглых красных, готовых бросать что угодно как попало и без всякого присмотра. И, раз уж подвернулся такой случай, решил заглянуть в кабину настоящего русского истребителя, чтобы проверить — действительно ли Поликарпов просто скопировал истребитель Боинга.