Читать книгу "Орел в песках - Саймон Скэрроу"

— А мессией, естественно, будешь ты.

— Конечно. Я принял этот титул от Иегошуа.

Катон вдруг осознал, что было сказано только что, и нахмурился.

— Когда ты сказал «пока не ослабел» — что ты имел в виду?

— А… — Баннус нагнулся вперед и улыбнулся. — Спроси твоего приятеля Симеона о том, как все кончилось… Прошу извинить меня, но я не вижу смысла продолжать нашу беседу. Если встретимся еще раз, римлянин, я убью тебя.

Баннус поднялся и, покинув винную лавку, пересек форум и свернул в боковую улицу. Усталое отчаяние свинцовой тяжестью легло на сердце Катона: он так надеялся убедить Баннуса отпустить Юсефа! Однако теперь все зависело от решения царя Набатеи.

Вечером, за ужином, Катон не находил себе места. Весь день он размышлял над словами Баннуса о Симеоне и решил во что бы то ни стало выяснить, в чем причина ненависти между этими людьми. Базим убрал блюдо из-под мансафа и принес кувшин подогретого вина с пряностями. Все трое сидели молча, разглядывая звезды, ярко сиявшие на чистом небе. Полная луна висела над темным утесом, возвышающимся над царским дворцом.

Тут раздался глухой стук в дверь, Базим медленно пошел ответить. Вскоре он принес хозяину складную вощеную табличку. Симеон раскрыл ее и пробежал глазами текст.

— Это от управляющего. Царь вернулся в Петру на закате. Сейчас он беседует с управляющим и его советниками. О его решении нам сообщат утром.

— Хорошо! — Макрон стукнул кулаком по подушке на сиденье. — Мы получим эту тварь Баннуса и решим все раз и навсегда.

Симеон взглянул на него:

— Похоже, ты уверен, что царь решит в твою пользу.

— Отчего же мне не быть уверенным? Царь больше опасается Рима, чем Парфии.

— Возможно, это и так, префект, но умоляю, не говори такого в Петре. Меньше всего нам сейчас нужно, чтобы кто-нибудь устроил антиримскую истерию.

Макрон притих и отпил вина.

— Просто сказал как есть.

Симеон рассмеялся.

— Вот поэтому ты законченный солдат, а не дипломат.

— И рад этому до усрачки! — Макрон поднял стакан. — Лучше честный боец, чем боец с честью.

— Да это новый афоризм! — Симеон захлопал в ладоши.

— Я сегодня говорил с Баннусом, — заявил Катон.

Макрон и Симеон, перестав улыбаться, повернулись к Катону. Макрон первым пришел в себя.

— За каким хреном тебе это понадобилось? Хочешь, чтобы нас снова бросили в дерьмовую клетку?

— Нет.

— Но тогда… — Макрон сердито потряс головой. — Зачем?

— Я пытался убедить его отдать Юсефа.

— Как я догадываюсь, он сказал «нет».

— Сказал — и еще кое-что добавил. — Катон посмотрел на Симеона: — Посоветовал мне спросить тебя, что случилось с Иегошуа.

Симеон глубоко вздохнул, глядя на темно-красную жидкость в стакане. Макрон, повернувшись к Катону, вопросительно поднял брови. Катон жестом попросил друга не торопиться. Наконец Симеон заговорил:

— Я расскажу, что случилось, и вы поймете, почему мы с Баннусом ненавидим друг друга. Вы уже знаете, что мы оба были последователями Иегошуа. В те дни мы были друзьями — лучшими друзьями, почти братьями. Был еще один друг, но о нем я расскажу позже. Мы примкнули к движению, потому что Иегошуа обещал освободить Иудею. Он привлекал все новых и новых людей, и некоторые стали называть его мессией. Сначала он не обращал на это внимания, но потом принял эту идею. Признаться, я и сам его подталкивал. Сейчас я стыжусь этого, после того что случилось. В любом случае задача мессии вполне определенная: освободить Иерусалим, занять трон Давида и вести Иудею к завоеванию остального мира.

— Серьезная задача, — тихо сказал Макрон.

— Очень. — Симеон слегка усмехнулся и продолжил: — И вот с несколькими тысячами наших сторонников мы двинулись на Иерусалим. Начиналось все неплохо. На улицах люди приветствовали нас с восторгом и осыпали Иегошуа благословениями. Мы заняли район Большого храма. Иегошуа приказал изгнать ростовщиков и сборщиков налогов из храма и уничтожить их записи. Можете представить, как это восприняли бедняки из его сторонников. Мы разоружили храмовую стражу, и нас охватил восторг. Оставалось только надавить на Синедрион, убедить их перейти на нашу сторону и подняться против римского гарнизона.

— Но они-то что делали? — вмешался Макрон. — То есть гарнизон? Наверняка они выступили, как только вы заняли храм?

— Они заперлись во дворце Ирода. В то время отношения между моим народом и римскими чиновниками достигли точки кипения. За несколько лет до того вспыхивали бунты, и прокуратор, не желая накалять обстановку, не стал ничего предпринимать.

Макрон откинулся на спинку кресла, поморщившись от отвращения.

— Я бы вас в два счета усмирил.

— Могу себе представить. Но ты не Пилат. В любом случае Синедрион отказался встать на нашу сторону. Понимаешь, первосвященники — выходцы из самых богатых и влиятельных семей, а Иегошуа считал, что Иудею нужно избавить не только от римской тирании, но и от нищеты и притеснений. Он полагал, что Синедрион поставит народ выше своих кошельков, и их отказ застал его врасплох. Тогда он и сдулся. Неожиданно заявил, что нам следует победить не силой оружия, а убеждением. Что мы должны завоевать сердца и души наших врагов.

— Сердца и души! — Макрон расхохотался. — Где-то я уже это слышал. Проклятье, когда уже люди научатся… Прости, продолжай.

— Спасибо. — Симеон нахмурился. — Когда мы услышали от него такие слова, то пришли в ужас. Мы с Баннусом встретились тайком и решили, что Иегошуа должен умереть. Движению нужен более решительный вождь, иначе восстания не получится. Не будет нового царства Иудейского. И мы задумали предать Иегошуа. Отдать его властям. Его, безусловно, казнят, а у нас появится мученик — и новый вождь.

— Кто именно? — спросил Катон. — Ты или Баннус?

— Я. Баннус должен был стать моим заместителем.

— Да, славными друзьями вы оказались, — сказал Макрон. — С такими друзьями, как ты и Баннус, зачем Иегошуа были враги?

— Ты не понимаешь, префект, — ответил, напрягшись, Симеон. — Мы любили Иегошуа. Все мы. Но Иудею мы любили больше. Нужно было спасти наш народ. Что значит жизнь одного, пусть самого любимого, по сравнению с судьбой целого народа? — Симеон замолчал и отпил из стакана. — Мы написали послание, сообщив властям, где найти Иегошуа. Был только один близкий нам человек, которому мы могли доверить письмо, — я уже упоминал его. Его звали Иуда. Однако даже ему мы не рассказали, что было в послании. Иуда отнес письмо в Синедрион. Иегошуа арестовали, допрашивали, пытали и казнили. Его потрясенные сторонники ничего не смогли предпринять. В тот же день римские солдаты вышли на улицы, схватили вожаков, разоружили и разогнали их сторонников. Мне и Баннусу удалось бежать — через сточные трубы. Выбравшись из Иерусалима, мы разошлись. Он отправился на север — продолжать борьбу. Я ушел на юг, в Петру. Какое-то время я жил в одиночестве, стыдясь содеянного, не думая ни о чем. Со временем я начал путешествовать, восстанавливая связи с выжившими членами движения, как Мириам. Я сначала не понимал, насколько изменился. Я был молод и неопытен, понятия не имел о настоящей битве. Только подумать — я когда-то верил, что мы можем победить легионы! — Симеон покачал головой. — Романтика великих свершений и безрассудство молодости ведут к погибели. В конце концов я осознал, что Иегошуа был прав: нам не победить Рим мечом — только словом, только идеей. Баннус так и не понял этого.