Читать книгу "Американский герой - Ларри Бейнхарт"

— Боб, не окажешь ли мне одну услугу? Позвони старине Банкеру и скажи ему, чтобы он считал дело, которым занимается с голливудским ребятами, сверхсекретным вопросом, имеющим отношение к национальной безопасности. Более того, вопросом жизни и смерти. Это, конечно, не соответствует действительности, но все-таки скажи ему это. И спроси, как поживает его внучка Марта.[97]У нее была свинка. Скажи ему, что Барбара просила его не беспокоиться, — свинка, как и шишки, способствует формированию характера. Спасибо, Боб.

Лимузин быстро уносит Хартмана и Бигла от дома Хоупа. Хартман испытывает невероятный душевный подъем и считает, что его режиссер должен чувствовать то же самое. Однако Бигл сидит, уставившись в окно, и смотрит в пустьгнную тьму; повернувшись, Хартман замечает, что по щеке Джона Линкольна катится слеза.

— В чем дело, Джон?

Бигл печально смотрит на него полными слез карими глазами. И это выглядело бы смешно на лице человека, исполнявшего роль Гуфи в Диснейленде, если бы печаль его не была столь искренней и всепоглощающей.

— В чем дело, Джон?

— Джекки подала на развод. — Он поднимает руку, словно желая сказать: «Но дело не в этом». — Наверное, это правильно. Все равно это не было настоящим браком. Она — красавица, я — талантлив, поэтому она хотела, чтобы я сделал с ней картину. Конечно, она красива, но она настоящая стерва. Это не имеет никакого отношения к ее способностям, потому что стервы тоже бывают хорошими актрисами. Ты понимаешь, что я хочу сказать? Понимаешь, Дэвид?

Он утирает слезы рукой, одновременно размазывая сопли по лицу. Он не отдает себе отчета в том, что делает. А если и отдает, то сейчас его это совершенно не волнует. Хартман передает ему носовой платок. Бигл берет его, вытирает слезы и сжимает в кулаке.

— Она хочет забрать мальчика, Дэвид, она хочет забрать у меня сына. Это ужасно. И не важно, чьи адвокаты окажутся сильнее, все это дерьмо выльется в залах судах, на телевидении и в газетах. Мы начнем обвинять друг друга. Как это может повлиять на мальчика? Боже милостивый! Я вообще не понимаю, любит ли она своего сына. Хочет ли она ему добра? И люблю ли его я? Хочу ли я ему добра? Как бы я хотел быть хорошим отцом! Да, она полное дерьмо, она негодная мать. А я хороший отец. Я готов положить свою жизнь, только чтобы спасти его от нее. Но мне это не удастся, черт побери, мне это не удастся.

Какая глупость эти браки, правда, Дэвид? Все эти семейные разборки. Когда это все, к черту, закончится? Вот я занимаюсь этим сверхсекретным реалити-шоу, которое станет вершиной моего творчества и которое отнимает у меня все время. Так и должно быть. Именно для этого я родился и работал всю свою жизнь. Это вершина, которой мне удалось достичь. И она будет стоить мне сына.

— Ты же знаешь, что уже сделал львиную долю этого дела. И вот наступает пауза. По крайней мере для тебя. Пока мы не поймем, куца мы будем двигаться дальше. «Внутрислужебный видеопроект» — мне это нравится. «Американский герой». Ты здорово умеешь выдумывать названия, Джон. Действительно здорово. А теперь ты можешь отдохнуть. По крайней мере неделю. Тебе хватит этого времени, чтобы все уладить. Если захочешь.

— Не знаю, чего я хочу. Я ее ненавижу, Дэвид. Вот только не знаю, какое чувство сильнее — ненависть к ней или любовь к нему.

— Так всегда бывает во время развода, когда в семье есть дети, — замечает Хартман. — Всегда. Это классическое уравнение. Дети минус супруга, разделенные на стоимость имущества, плюс сумма дохода равняется боли.

— Ого! Это на редкость удачная метафора, особенно из твоих уст, Дэвид.

— Что ты хочешь этим сказать? Что агенты не способны на художественную метафору?

— Хорошо, я воспользуюсь этой неделей. И попытаюсь что-нибудь сделать.

— Прекрасная мысль.

— По крайней мере тогда я смогу себе сказать, что сделал все от меня зависящее.

— Очень хорошо.

— Но если я проведу с женой целую неделю…

— Да.

— С кем я буду заниматься сексом?

На следующий день Хартман просыпается очень рано и тут же отправляется в спортивный зал, где проводит почти два часа. В девять он отправляется в парилку и на массаж. Он ощущает себя чистым и опустошенным. Он чувствует себя мифическим воином, вступившим на путь кинематографического дао.

Вернувшись в офис, он застает сообщение от Мела Тейлора о том, что архивариус Кинемата Теодор Броуди собирается в полдень встретиться с Джо Брозом по поводу работы. То есть через два часа. Хартман снимает трубку телефона.

— Что происходит?

Тейлор сразу понимает, к чему относится этот вопрос.

— Мы узнали об этом только вчера. Я сообщал вам…

— А вы знаете, где я был?

— Да, сэр, именно поэтому я предпочел не мешать вам.

— Кретин.

И тут дают себя знать офицерское воспитание и военный опыт Тейлора. Его можно было обзывать какими угодно словами — он умел сохранять при этом полное спокойствие. Поэтому он невозмутимо продолжает свой отчет:

— Сейчас два моих агента следят за квартирой Броуди, и мы предпримем любые действия, которые сочтем необходимыми.

— Ах, они следят за квартирой! А сам Броуди дома? И кстати, что ему известно? Давно ли он поддерживает отношения с Брозом? Ну давайте отвечайте.

— Да, сэр. Мы видели, как Броуди вошел в дом. И с тех пор он не выходил. Я разговаривал со своими агентами около двадцати минут тому назад. Насколько он осведомлен, я не знаю. Я не владею информацией, чтобы судить об этом. И не сочтите, что я жалуюсь. Просто я констатирую факт. Совершенно очевидно, что однажды они уже общались. Броуди позвонил Брозу и попросил его об интервью. И Броз ответил согласием. Поэтому я думаю, если Броз хочет что-то выудить, почему бы нам не позволить ему это сделать, а потом застать их врасплох и взять обоих.

— А если Броз успеет кому-нибудь об этом сообщить? Например, Мэгги. А она позвонит своим подружкам. Или своему пресс-агенту. Тогда риск начнет возрастать в геометрической пропорции. И неприятности начнут расходиться концентрическими кругами. Я предпочитаю, чтобы этого не произошло. Поэтому найдите способ предотвратить это. Я категорически на этом настаиваю.

— Простите, сэр, — произносит Тейлор, — я вынужден вас попросить, чтобы вы немного подождали.

— Что?! — кричит Хартман. Еще никто не заставлял его ждать, это была его прерогатива — заставлять ждать других. Что этот идиот возомнил о себе?

Но у идиота уже возникли свои трудности — по другой линии ему звонил Банкер, единственный человек на свете, которого Тейлор был вынужден предпочесть самому могущественному деятелю Голливуда. Что, впрочем, его отнюдь не радовало.