Читать книгу "Жестокое и странное - Патрисия Корнуэлл"

– У меня приблизительно такой же результат в беседе с вашей знакомой Хелен Граймз.

– Должно быть, получили массу удовольствия.

– Вам известно, что она там больше не работает?

– Насколько я знаю, она никогда и не работала вообще. Ленивая как черт, только ощупывала женщин, приходивших на свидания. В этом она проявляла усердие. Она нравилась Донахью, только не спрашивайте меня почему. После того как его не стало, ее перевели в гринсвиллскую караульную службу, и там у нее неожиданно что-то случилось с коленкой или что-то вроде этого.

– У меня такое чувство, что ей известно гораздо больше, чем она говорит, – заметила я. – Тем более, раз они с Донахью были на дружеской ноге.

Потягивая кофе, Марино смотрел сквозь стеклянные двери. Земля была белой от снега, а хлопья, казалось, падали все чаще и чаще. Я вспомнила тот снежный вечер, когда я приехала в дом Дженнифер Дейтон, и невольно представила себе полную женщину в бигуди, сидящую на стуле в центре гостиной. Раз убийца допрашивал ее, это было неспроста. Зачем же он был послан?

– Вы думаете, убийца пришел в дом Дженнифер Дейтон за письмами? – спросила я Марино.

– Я думаю, его интересовало что-то связанное с Уодделом. Письма, стихи. Что-то из того, что он мог прислать ей в течение этих лет.

– Как вы думаете, он нашел то, что искал?

– Скажу вам вот что. Возможно, он все осмотрел, но настолько осторожно, что мы не смогли понять.

– Мне кажется, он ничего не нашел, – сказала я. Марино скептически посмотрел на меня, закуривая другую сигарету.

– Откуда такие выводы?

– Результат осмотра места преступления. Она была в халате и бигуди. Похоже, она читала, лежа в постели. Судя по всему, гостей она не ждала.

– С этим я согласен.

– Потом кто-то звонит в дверь, и она, должно быть, впускает его, так как ничто не указывает на то, что он проник в дом силой. Дальше, на мой взгляд, произошло следующее. Этот человек потребовал у нее что-то отдать ему, но она не подчинилась. Он разозлился, принес из столовой стул, поставил его посреди комнаты, усадил ее на него и стал издеваться. Он задавал ей вопросы и, когда она не стала на них отвечать, начал душить ее и не рассчитал силы. Он вынес ее и положил в машину.

– Раз он то входил на кухню, то выходил из нее, то понятно, почему та дверь была незаперта, когда мы приехали, – заметил Марино.

– Может быть. Одним словом, я не думаю, что он хотел ее убить, когда мучил, а после того, как она умерла, попытался представить это как самоубийство, но, видимо, довольно быстро покинул ее дом. Возможно, он испугался, возможно, у него просто пропал интерес к поставленной перед ним задаче. Я сомневаюсь, что он вообще обыскивал дом, да и вряд ли бы он что-либо нашел.

– По крайней мере мы не нашли ничего, – вставил Марино.

– Дженнифер Дейтон была в смятении, – сказала я. – Она написала Грумэну в факсе, что с Уодделом что-то не то. Вероятно, она видела меня по телевизору и даже пыталась со мной связаться, но, слыша автоответчик, вешала трубку.

– Вы думаете, что у нее имелись какие-нибудь бумаги или что-то еще, проливающее свет на всю эту историю?

– Если это так, – сказала я, – тогда она, видимо, была здорово напугана и пыталась куда-нибудь деть это что-то из дома.

– Но куда?

– Не знаю, но, может быть, об этом знает ее бывший муж. Ведь она ездила к нему на пару недель в конце ноября.

– Да. – В глазах Марино появился интерес. – Действительно, она ездила к нему.

* * *

Уилли Трэверс говорил приятным бодрым голосом, когда я наконец дозвонилась до него на курорте Пинк-Шелл в Форт-Майерс-Бич, Флорида. Однако на мои вопросы он отвечал весьма уклончиво и расплывчато.

– Как мне заставить вас доверять мне, мистер Трэверс? – в конце концов в отчаянии спросила я.

– Приезжайте сюда.

– В настоящий момент это весьма непросто.

– Я должен с вами увидеться.

– Простите, я вас не понимаю.

– Такой уж я человек. Если я вас увижу, только тогда и решу, можно ли вам доверять. Мы с Джекки в этом плане похожи.

– Значит, если я приеду в Форт-Майерс и дам вам на себя посмотреть, вы мне поможете?

– В зависимости от того, что я увижу. Я забронировала билеты на шесть пятьдесят утра следующего дня. До Майами мы полетим вместе с Люси. Там я оставлю ее с Дороти и сама поеду в Форт-Майерс, где скорее всего мне придется переночевать, раскаиваясь в собственном идиотизме. Вероятность того, что мое свидание с бывшим супругом Дженнифер Дейтон окажется пустой тратой времени, была огромной.

В субботу, когда я в четыре утра пришла в спальню к Люси, чтобы разбудить ее, снег уже перестал. Прислушавшись к ее дыханию, я дотронулась до ее плеча и прошептала в темноте ее имя. Она зашевелилась и тут же села на кровати. В самолете она спала до Шарлотт, а потом впала в одно из своих невыносимых настроений до самой посадки в Майами.

– Я лучше возьму такси, – заявила она, глядя в окно.

– Ты не можешь уехать на такси, Люси. Мама и ее друг будут искать тебя.

– Вот и хорошо. Пусть ездят вокруг аэропорта целый день. Почему мне нельзя с тобой?

– Тебе нужно ехать домой, а мне – в Форт-Майерс, и оттуда я сразу полечу назад в Ричмонд. Поверь, это малоприятное путешествие.

– Быть с мамой и ее очередным идиотом тоже малоприятно.

– Ты же еще не знаешь, кто он. Ты с ним незнакома. Почему же сразу записываешь его в идиоты?

– Заразил бы ее кто-нибудь СПИДом.

– Люси, чтобы я больше такого не слышала.

– Она того заслуживает. Не понимаю, как она может ложиться в постель с каждым самцом, который приглашает ее в ресторан или в кино. Не понимаю, как она может быть твоей сестрой.

– Тише, – прошептала я.

– Если бы она так соскучилась по мне, она встретила бы меня сама, а не с кем-то за компанию.

– Вовсе не обязательно, – возразила я. – Ты это поймешь, когда в один прекрасный день влюбишься сама.

– А почему ты думаешь, что я еще никогда не влюблялась? – Она гневно посмотрела на меня.

– Потому что, если бы это было так, ты бы знала, что влюбленность будит в нас как самое лучшее, так и самое плохое. Мы становимся то нежными и благородными, то невероятно жестокими. Жизнь словно состоит из крайностей.

– Как мне хочется, чтобы у мамы поскорее миновал климактерический период.

Когда я ехала по Тамайами-Трейл, я тщетно пыталась залатать свою изгрызенную виной совесть. Всякий раз сталкиваясь со своими родственниками, я ощущала какое-то раздражение. Когда я избегала контактов с ними, я чувствовала себя так же, как в детстве, когда научилась исчезать из дома, не выходя из него. Я стала совсем как мой покойный отец. Рациональной, упрямой, умеющей готовить и обращаться с деньгами. Я редко плакала и в ответ на взрывоопасную обстановку в доме, наоборот, вела себя хладнокровно, стараясь не принимать участия во всеобщей напряженности. В результате моя мать с сестрой начали упрекать меня в безразличии, и я росла с ощущением тайного стыда по поводу высказываемых ими упреков.