Читать книгу "Проклятие клана Топоров - Виталий Сертаков"

Неприветливые серые утесы, суровый ельник и десятки драккаров Харальда, с полосатыми свернутыми парусами, покачиваются в бухте. Выходит, не так уж мало людей увел за собой сбежавший конунг! Пожалуй, он мог еще напасть на Оттона с моря, и неизвестно, как сложилось бы… В первой зале жарко горел очаг. Даг слушал разговоры придворных.

— …бежали по Воловьей дороге…

— Я сказал его величеству, что нельзя прекращать преследование…

— …ни один не сдался. Пришлось всех топить в море.

— Уничтожить ядовитое гнездо и насильно перевезти купцов в Гамбург!

«Это они про Хедебю», — догадался Северянин. У него уже не оставалось сомнений, что отец его вольно или невольно обманул. Когда появился конунг Харальд Гормссон, бледный и осунувшийся, никто и не подумал спросить мнения Дага. Его словно не замечали, или считали охранником епископа. Даг не мог знать, что в обход него, но с одобрения отца, ярл Сигвальди делегировал посольские полномочия молодому князю вендов. Да и не собирался Токи торговаться с Харальдом о мире, его больше беспокоило обещанное вознаграждение для дружины.

Северянин слушал бормотание толмачей, напыщенные речи мюнхенских баронов, затем снова стрекотание толмача, угрюмые ответы Синезубого. Харальд то соглашался принять мир, то отказывался от своих слов. Он твердил, что осенью все кони и повозки германцев застрянут в болотах и не смогут продвинуться на север. А раз они не смогут посуху покорить страну, то по воде и подавно не смогут. А это значит, что надо заключить мир в старых границах. Мрачные ярлы, не бросившие своего господина, нашептывали ему в уши.

Посланник Оттона встал и хорошо заговорил на датском. Он скучно перечислил убытки, понесенные германской общиной Хедебю. Затем так же скучно перечислил убытки, которые теряет казна из — за наличия Даневирке, наличия единственной приличной дороги и ворот и сухопутного волока между двумя морями. Даг едва не уснул, когда посланник приступил к перечню преступлений датчан против христианской церкви и мирных торговых караванов. После встал представитель герцога Нормандии, тот тоже свободно владел языком Северного пути. Оказалось, у франкского королевского дома свои претензии к Харальду, потому что датчане памятным утром истребили многих знатных людей и торговцев, не разбирая, кто перед ними.

После таких слов Северянин захотел стать меньше ростом, но, к счастью, никто на него не обращал внимания. А послы все перечисляли унижения и разбои, которым подвергались их страны от набегов датчан и поругания церкви. Кажется, особенно их возмущало, что совсем недавно Синезубый приносил клятву на верность Оттону старшему. Они видели в этом особую подлость и коварство, якобы невозможные среди христиан. Они перечисляли замученных священников. Слушая послов, Даг вспомнил, как недавно Волкан перечислял замученных языческих жрецов.

Синезубый повторял, что охотно уплатил бы виру, но родичи маркграфа не желают брать даже золотом за нечаянное убийство. Синезубый говорил, что во все времена убийство можно было искупить щедрой вирой. Он напомнил, что Даневирке построил еще легендарный Готфрид, и произошло это лет двести назад, и что он честно исполнял свои повинности. Как вассал римской империи.

Отец Поппо тоже выступал, кротко и мягко убеждал своего «друга Харальда», чтобы тот убедил бондов принять крещение и избавил тем самым землю датскую от страданий. Близкие князья Оттона говорили так, будто они уже держат Синезубого в яме. Северянин сразу понял, что Харальду такое обращение не понравится, ведь он сохранил большую дружину и много кораблей и вовсе не был обложен в логове, как зимний медведь. Он вполне мог сбежать с Марсея и собрать новое войско. Харальд Датский, по — видимому, рассуждал примерно так же, поскольку повторил мысли Дага вслух. Он сказал, что не будет добра, если чужеземцы пойдут по Дании и станут разрушать капища. Тогда восстанут многие, даже те, кто с ним во вражде, и что дело это надо решать иначе. Так незаметно Синезубый перешел от собственного проигрыша к вопросам религии. Послы с ним согласились и спросили, что же следует делать, если не обойтись без затяжной войны зимой. Харальд осторожно заметил, что зимой в Дании и тем более — в Норвегии воевать невозможно, дороги и реки покроются снегом, а к следующему лету он снова соберет ополчение, еще больше, чем нынешнее. К тому же ему должны много денег в Англии.

Тогда выступил другой епископ Эмденский, приплывший вместе с Поппо. Он говорил с конунгом данов очень уважительно, вспоминая, как много доброго Харальд сделал для христиан. Епископ сказал, что, конечно же, не стоит возмущать людей невежественных и темных, ибо к вере истинной они должны прийти с любовью и в подражание своему королю. Речи эти понравились всем, но камнем висел вопрос о значительных выплатах, на которые уповали алчные союзники. Даг внезапно вспомнил, что ему рассказывали в Хедебю. Якобы конунг данов уже крестился, но ловко скрывал это от тех, кто держался прежней веры. Мало того, Харальд, в отличие от своего свирепого отца Горма, охотно клал дары и на алтари церквей, и на жертвенные столы капищ. Но Харальд ни в какую не хотел отдавать лучшие земли для будущих монастырей и прочих церковных вотчин…

Северянину казалось, что он тонул. В обрывках старых договоров и клятв, в цифрах и неизвестных именах, в брачных союзах и забытых оскорблениях.

Потом всех кормили, сытно, но по — походному, жареным кабаном и кашей. Кашу послы поковыряли, но есть не стали, за исключением славян. Всех обнесли роскошным итальянским вином. После обеда в ходе переговоров наметился перелом. Очевидно, у епископа имелись дополнительные предложения, скрытые от других послов, потому что те заволновались и зашебуршались, точно сердитые мыши. Со слов Поппо, император позволял Харальду остаться конунгом в Данмарке, если тот приведет к крещению не только своих приближенных и всю дружину, но и норвежцев. Тогда император соглашался взять малую мзду за потери войска и убийства мирных торговцев в Хедебю…

При этих словах Северянину захотелось исчезнуть, но он никак не выдал своей кратковременной паники. Тем более что сидевшие подле очага не обращали на него ни малейшего внимания. Харальд Датский нервно покусал ус и заявил, что согласен сдаться, но только лично кейсару Оттону. Кроме того, у него есть особое условие, и выскажет он его только при Оттоне. Послы выдохнули с облегчением.

Немедленно был снаряжены два корабля, один с воронами Синезубого на флаге, другой — с гербом Оттона, чтобы вместе плыть за императором, и чтобы ни одна воюющая сторона случайно не потопила посланца.

Северянин совсем не обрадовался, когда понял, что придется заночевать на Марсее. Отец Поппо был крайне занят, он вместе с другими учеными мужами что — то писал на коричневой толстой бумаге. Даг пытался поговорить с вендами, те вежливо объяснили, что теперь придется жить тут и ночевать, пока не приплывет сам германский кейсар. А Оттон не может сразу явиться, не надлежит господину целого мира кидаться на мировую с раздавленным врагом. Кроме того, гигантские армии требовали провианта и массы припасов. Самым гиблым известием, добившим Дага, было то, что союзники не остановили наступления. Пока мир не был подписан, пока не пожаты руки, германцы медленно и методично продолжали выжигать округ за округом. Они продвигались в глубь Дании неторопливо, спешить им было некуда. Война продолжалась без Северянина!