Читать книгу "Есть, господин президент! - Лев Гурский"

– Чуть до этого не дошло. – Тенгиз разлил по бокалам остатки вина. Мы выпили, и Авалиани затолкал убогую стеклотару поглубже под кресло. – Бабушка мне говорила, что несколько дней дед ходил весь черный, точил кинжал, и она его чуть ли не на коленях упрашивала не резать ни Хаммера, ни себя. Потом американец уехал, и тут к деду приходит его двоюродная племянница. Она горничной работала как раз в «Третьем Интернационале», где этот Хаммер жил… И приносит книгу! Та, оказывается, за спинку дивана провалилась и там застряла: ни сверху ее не видно, ни сбоку. Только когда начали чистить диван, она и выпала. Анекдот! Дед сначала хотел отослать ее следом, в Америку, но потом передумал: какого черта? Вдруг еще Хаммер решит, что именно повар все-таки ее украл, а потом испугался или совесть заела? Вот если бы американец перед дедом извинился, тогда – дело иное. А он не извинился, и когда в другой раз приехал в Москву, поселился в другой гостинице и нанял себе другого повара… В общем, эта книга в нашем доме с тех пор и валялась. Иногда на годы куда-то пропадала, а потом во время ремонтов или перестановок мебели снова находилась – то на антресолях, то в сундуке, то еще где… Последний раз она мне попалась на глаза года два, что ли, назад. Я ее со скуки полистал. Латынь я так и не выучил, но кое-какие там значки узнал и захотел ее показать Адаму Васильевичу, Окрошкину значит. Объяснил ему честь по чести. А тому какая-то в тот день вожжа под хвост попала, ну, слово за слово… Я тоже был хорош – дедовские гены взыграли… Раз, думаю, ему неинтересно и некогда, то и мне больно ли надо? Ну и осталась она у меня дальше валяться в чулане…

– И сейчас она у вас? – Сердце мое забилось часто-часто.

– Да нет, Яна Ефимовна! – развел руками Тенгиз. – Мы ведь, когда с Большой Якиманки, из «Сулико», значит, съезжали, то собирались в большой спешке. Кочетков нам условие поставил: раз деньги проплачены и он, дескать, теперь хозяин, мы должны выметаться оттуда в двадцать четыре часа. Что под руку попалось, то и взяли. Чего не попалось, того и не надо. Никакой, признаюсь, особой ценности я в той рухляди не видел. До сих пор не пойму, чего этот Хаммер так скандалил…

– Значит, книга сейчас где-то в ресторане «Сулико», на Большой Якиманке? – со скучающим видом переспросил Лаптев.

– Все возможно, – усмехнулся Тенгиз. – Может, она еще лежит где-то у Кочеткова в чулане. А скорее всего, он давно ее с мусором выкинул. Вид-то у книжки этой, по правде говоря, и так непрезентабельный, а я ее вдобавок в старую газетку какую-то завернул. Макулатура – она и есть макулатура… Ну что, я еще одну бутылочку несу? Соглашайтесь, не пожалеете.

Глава двадцать восьмаяГонки фанерных верблюдов (Иван)

Рыбак рыбака видит издалека. Одинаково заряженные полюса взаимно отталкиваются. Три азиатские рожи в европейских костюмах еще не успели зайти в мой кабинет, поклониться по-восточному и сесть, а уже мне не понравились. Крайне. В этой троице я с сожалением узрел родственные души. Мой прежний гость, столп официальной науки академик Ганский, смахивал на пожилое дитя. Эти же трое неформалов – один старый, двое помоложе – сами, наверное, всю жизнь отнимали у деток сласти и игрушки. Да еще уверяли недотеп, что без сладкого и игрушечного жизнь станет счастливей и богаче.

– Короче, – сказал я вместо приветствия. – Мой рабочий день уже практически закончен, я устал, так что обойдемся без увертюр и реверансов. Сегодня мне нужны ответы на кое-какие вопросы. Наша правильная наука их не признает в принципе, зато, возможно, кое-кто из вас сумеет мне помочь. Гонорара за услуги вам тут не заплатят, не мечтайте, а вот на дружбу можете рассчитывать.

На доселе невозмутимых бронзовых рожах гостей промелькнул живой и хищный интерес. Не сомневаюсь, сюда они прискакали именно в поисках моей дружбы. Денег-то у них, я думаю, и без меня навалом – как рыбы на одесском привозе в базарный день.

– Но, – продолжил я, – прежде чем начать задавать вопросы, я хочу получить доказательства. Я должен убедиться в главном: ваши фанаты не зря выбрасывают на вас целую кучу бабла. Есть у меня подозрение, что вы, милые люди, – жулики.

Трое ничуть не удивились и не обиделись моим словам, а тут же понавытаскивали из карманов и смиренно свалили мне на стол гору разноцветных документов – грамоты, удостоверения, сертификаты, именные свидетельства. Все красивое, блестящее, с золотым тиснением и на разных языках, в том числе нераспознаваемых.

– Эти бумажки забирайте обратно и можете засунуть их себе в жопу, – вежливо посоветовал я гостям. – Такого я и сам могу отпечатать на Гознаке хоть тонну. И везде будет золотыми буквами выбито, что я почетный профессор оранжевой магии, или, допустим, Посвященный в федеральные таинства третьей степени, или, на худой конец, полпред богов Шивы и Вишну в московском военном округе. Повторяю: мне требуются доказательства. Что. Вы. Конкретно. Умеете. Делать. Что? Двигать взглядом стаканы? Заряжать аккумуляторы наложением рук? Превращать 76-й бензин в 95-й? Вот ты, – указал я пальцем на крайнего азиата. – Как фамилия?

– Мамбетов, – доложился тот.

– Что умеешь? Только не рассусоливай, говори коротко и ясно.

– Я восстанавливаю зрение. Без хирургического вмешательства, одними упражнениями.

Не бог весть какое чудо, скептически подумал я, но хоть что-то. Заговаривать людям зубы, вешать на уши лапшу и пускать пыль в глаза – это не фокус, это я и сам умею. А вот исцелять незрячих пока не под силу всей Администрации президента, вместе взятой.

– Какими еще упражнениями? Для глаз, что ли?

– Для духа. Я называю это духовной коррекцией.

– И в чем фишка? – заинтересовался я. – Ну-ка, популярно объясни мне, в двух-трех фразах.

– Мой универсальный метод, – начал Мамбетов, – состоит в том, чтобы возвратиться к начальным истокам, обнажить глубинную суть явления. Духовное просветление от постижения волной пройдет сквозь глаза, и ресурс их возобновится как бы с нуля. Я…

– Хватит теории, – оборвал я его. – Переходи к практике. Дай мне пример какого-нибудь такого истока. И попроще, чтоб я понял.

Азиат зажмурился и слегка помассировал виски кончиками пальцев. Наверное, это у него означало самоуглубленность.

– Ну, например, – сказал он, открывая глаза, – при слове «хрен» вы о чем сразу подумали? А если вернуться к истокам, то хрен – всего лишь растение, из которого делают острую приправу.

– Это и есть твоя мудрость? – разозлился я. – Все, свободен!

– А еще я учу дышать глазами, – поспешно добавил Мамбетов. – И смотреть на солнце. И видеть микробов без микроскопа. И…

– Во-о-он! – заорал я. – Выметайся! Пошел отсюда на это самое растение, из которого делают острую приправу!

Мамбетов послушался и мигом исчез из кабинета – очень надеюсь, что в указанном мной направлении. Я свирепо оглядел двух оставшихся гостей. Мои худшие опасения на их счет сбывались.

– Ты! – Я ткнул в сторону более молодого, с белоснежными манжетами и огромным, как спелый банан, носом. – Как фамилия?