Читать книгу "Тройная игра - Фридрих Незнанский"

В ожидании милицейского наряда он бесцельно сидел за столом, то слушая, то переставая слушать доносящиеся снизу шумы. Понюхал стоящий на столе пустой графинчик и пожалел, что не может спуститься сейчас в подпол и нацедить себе кружечку-другую замечательно пахучего вина…

13

Денис Грязнов.

После всех наших подвигов мы стали обладателями такого объема информации, какой еще день-два назад нам даже и не снился. И не просто информации, а информации, надо сказать, просто удивительной.

Но начну я все же с того, что, во-первых, мы выполнили свои обязательства перед заказчицей, Еленой Романовной. Теперь мы знали точно, что ее несостоявшегося мужа именно убили, пытаясь это убийство выдать за несчастный случай. Во-вторых, мы знали и кто его убил; мало того, уже могли сообщить заказчице, что убийца арестован и уже, кажется, начал давать признательные показания. Как-то она отреагирует на то, что человек, который пытался похоронить ее в подполе, и убийца ее мужа — одно и то же лицо?! В-третьих, мы предположительно знали уже и заказчика — это был, хотите верьте, хотите нет, заместитель начальника ГУБОПа генерал-майор милиции Суконцев. Был очевиден и мотив этого заказа — Суконцев хотел устранить конкурента собственного сынка, занимающегося тем же самым бизнесом, что и погибший Разумовский. Вообще, действия, направленные на уничтожение этого самого конкурента, проглядывались очень хорошо: специально подстроенное «маски-шоу», искусственное банкротство фирмы Разумовского, которая еще вчера процветала, и назначение внешнего управления. Обычное для нынешней милицейской практики дело: по заказу устранить руками ОМОНа конкурента, парализовав при этом его деятельность путем изъятия документации. Для Суконцева тут и риска-то никакого не было, зато какое удовольствие — порадеть родному чаду. Случайно, что ли, временным управляющим в «Милорде» был назначен именно его любимый Толик?

Словом, мы могли бы с совершенно чистой совестью считать, что гонорар свой отработали, если бы… Если бы в этом потоке обрушившейся на нас информации не обнаружились также сведения, не желавшие укладываться в эту простую и удобную схему: честного бизнесмена заказали недобросовестные конкуренты… Какие именно сведения? А вот, пожалуйста. Честный предприниматель Разумовский, если верить Кенту, на самом деле был воровским авторитетом и даже вором в законе по кличке Грант.

Это же вроде подтверждал и подарочек, сделанный нам Максом. Подгадал Макс, как будто специально отыскал следы какого-то старого-старого дела, когда этого самого Гранта чуть не обвинили в создании бандгруппы, имевшей название «Скауты». Банда действовала под видом охранного предприятия и состояла поголовно из бывших офицеров спецназа. Так что свои «коммерческие» вопросы эти хлопцы, занимавшиеся рэкетом и выколачиванием долгов, решали быстро, надежно и высокопрофессионально. Так профессионально, что попались они, в общем-то, по чистой случайности. А вот что было с этой бандой потом и почему Гранту тогда удалось избежать высшей меры или хотя бы длительного срока — на эти вопросы Макс ответов не нашел, ответы эти кто-то предусмотрительно уничтожил.

Правда, тут возникало одно странное противоречие, которое я никак не мог одолеть. По всему тому, что я уже знал о погибшем, этот самый Грант был совсем не похож на вора в законе и совсем уж не похож на бандита и убийцу, зато очень даже был похож на романтического разведчика, какого-нибудь Штирлица. Ощущение это, возникшее смутно после встречи с его дамами, совершенно окрепло, когда мне удалось частично ознакомиться с его так называемым дневником. Это, несомненно, был удивительный документ. Содержались в нем заметки, что называется, для себя, для души или, как говорил там же сам Разумовский, «для удовлетворения писательского зуда». Но были также записи, носящие оперативный характер: кто, что, когда. И все это говорило о Разумовском как о человеке, стоящем по ту же сторону баррикад, что и я сам. Да, он был бизнесмен, да, он имел дело с уголовниками и с коррумпированными милицейскими чинами. Но в чем это, собственно, противоречит моему предположению, что он похож на сильно скрытого разведчика? Уходят же доктора наук, отставные полковники, артисты и так далее в лоточники или в «челноки». Уходят кадровые офицеры в охранники и в инкассаторы. Так что уж тут невозможного-то, чему удивляться? Такая, ребята, у нас жизнь. Тем более что за этим Грантом, судя по рассказам, всегда водилась какая-то порядочность, какое-то джентльменство и, я бы сказал, какое-то совсем не криминальное восприятие мира… Не хочу сказать, что он был не страшный — какое там! По тому самому делу за его «скаутами» числились десятки убитых. Но убитых противников. Убитых в криминальных войнах, а не на большой дороге… Интересно, были ли за ним заказные убийства? Убивал ли он сам?

Я подумал-подумал и решил спросить об этом Лену, Елену Романовну. Я испытывал к ней колоссальное доверие. Во-первых, похоже, она просто не могла говорить неправду. Во-вторых, она уже не могла повредить своему Игорю Кирилловичу, и все, что она скажет, останется между нами, это я ей обещал. Да и вообще, я же про это спрашиваю не столько для дела, сколько для себя, чтобы понять что-что такое в этой жизни, чего я еще не знаю. А в-третьих, меня подталкивало и то, что она, судя по всему, тоже испытывала к нам доверие. И немалое. Ведь привезла же она именно нам основную часть дневника Разумовского. Привезла, несмотря на пережитой на даче стресс, на подлое предательство Анны Лазуткиной, которую Лена считала чуть ли не лучшей подругой, на то давление, которое оказывали на нее милиция и ФСБ, тоже, оказывается, искавшие этот дневник.

— Скажите, Елена Романовна, — залепил я прямо в лоб, — вы никогда не слышали о том, что Игорь Кириллович — вор в законе?

Она посмотрела на меня с болезненным недоумением.

— Вы что, с ума сошли? Да мало ли кто что говорит! Только, по-моему, в такое способен поверить разве что сумасшедший. Знаете какой это был человек! Да он мне стихи читал, если хотите знать!

Я внимательно смотрел на нее — она говорила как-то очень по-детски, что ли, и слишком многословно, отчего мне, конечно, все же примерещилась за ее словами некоторая неуверенность…

— Подождите, подождите, Елена Романовна, — остановил я ее. — Я ведь ничего не утверждаю, я никого ни в чем не обвиняю, я только спрашиваю. Потому что знаете, чем больше я вникаю в дело о гибели Игоря Кирилловича, тем сильнее испытываю ощущение какой-то его двойственности. Вот я и проверяю себя — случайно это или нет. Не слышали ли вы чего-нибудь такого, не возникало ли и у вас каких-либо сомнений, подозрений… может быть, неявных, неоформленных, так сказать?..

Какое-то трудное раздумье отразилось на ее лице, словно она знала что-то, что подтверждало мою мысль, но очень не хотела об этом говорить. Наконец она решилась.

— Знаете, честно говоря, какие-то сомнения на этот счет у меня иногда возникали. Когда я видела, например, как приходят к нему эти… хорьки…

— Это кто еще?

— Ну неважно… Ходили к нему какие-то уголовники… наглые, страшные — сразу видно, что тюремщики…

— Ну и что? Мало ли кто может быть партнером у бизнесмена с таким объемом сделок, верно? Или, может, это были, к примеру, какие-нибудь рэкетиры, так называемая крыша. Мы же с вами в реальном мире живем, куда денешься…