Читать книгу "Древний Рим. Честь преторианца - Регина Грез"

римскому хозяйству. У меня руки не особо ловкие, я не смогу, наверно, прилично шить, но научусь, если надо… потихоньку. Только ты меня не торопи. Я всему научусь для тебя.

Борат какое-то время сидел молча и странно смотрел мне в глаза, сведя брови, словно что-то обдумывая, мне стало неловко, вот же загрузила человека своей болтовней.

Ответил, растягивая слова:

– Зачем тебе самой шить и еду готовить, у нас будут рабы, я получу деньги и куплю женщину для кухни. И пол ты мыть не будешь, и ковыряться в земле самой незачем – портить руки, они у тебя такие красивые, нежные, пальчики словно мраморные. Люблю твои руки…

Он снова тяжело вздохнул, опустив голову на грудь, и я поняла, что признания о своих чувствах ему особенно нелегко даются. Отчаянно захотелось помочь:

– Слушай, я не знаю, что тебе сказать про любовь, потом можно обсудить, а пока давай держаться вместе. Не отпускай меня, Борат, я же без тебя совсем пропаду. Ты меня из такого кошмара вытащил, до конца дней своих буду помнить.

– А вдруг тебе понравится кто-то другой? Моложе и богаче…

– Мне нравишься ты. Все в тебе нравится. Я честно скажу, Борат, ты обалденный мужчина. Даже не думала, что встречу такого. Когда поняла, что застряла у вас, думала, мне конец, а потом еще Фурий вцепился, – я его боялась и жалела вперемешку. Ты для меня – герой и спаситель. Вот и все.

Я поколебалась немного, а потом стянула через голову тунику и осталась голышом.

– Хочу, чтобы ты ко мне прикасался, хочу твои ласки и поцелуи. Наполни меня… как амфору добрым вином.

Наверно, последняя фраза звучала слишком пафосно и немного смешно, но поздно было стыдиться – кровать скрипнула и прогнулась, на ухом моим тотчас раздался довольный смешок:

– Знала бы ты, как давно я желаю наполнить тебя, несравненная. И хоть я не Зевс, а ты не Даная, клянусь арфой Аполлона, в золотом дожде недостатка не будет.

– А говорил, не знаешь красивых слов… Обманщик!

– За что Боги послали мне такой дар? Сладкая, нежная, гладенькая. И теперь вся моя!

– Продолжай, продолжай, я еще в состоянии слушать… Ох, кажется, уже нет… Давай помолчим.

– Как пожелаешь, любимая.

Борат тоже снял одежду и теперь я ощутила, как он прижимается ко мне голым, горячим боком, одновременно поглаживая меня руками. Безумно нравились его прикосновения, и я не могла это скрыть. Повернулась к нему и обняла за шею, мурлыча что-то невразумительное, блаженно прикрыв глаза.

Теперь нам не нужно прятать свои чувства, рядом нет любопытных, внимательных глаз, что следят за каждым движением, нет ушей, что внимают каждому вздоху. Неужели, мы, и правда, одни…

Его большие, грубые ладони свободно путешествовали по моему телу, стараясь побывать везде, порой он слишком сжимал меня, не соразмеряя свою силищу с нежностью моей кожи, но я бы и большее от него вытерпела. Гораздо большее.

Не хотела оставаться в долгу, сначала осторожно коснулась пальцами его лица, разгладила морщинку на переносице, поправила широкие брови, обвела контур губ. Римлянин. Настоящий. Мой. Не красавец, но какой мужественный у него профиль, какой строгий взгляд, даже сейчас, когда я ласкаю его так, как бы мне давно хотелось, как никогда прежде не позволяла себе.

Мы принадлежим друг другу и никто больше не может встать между нами. Это ли не счастье в любви…

Он жадно потянулся к моим губам и сейчас же проник языком в глубину моего рта, словно желая овладеть мною везде, полностью заявить о своих правах на мое тело. Я не спорила, сама желая подчиняться его настойчивости. Да, он был немного груб и тороплив, но я знала, что причиной тому была жгучая страсть, которая заставляла сейчас трепетать его большое тело.

Он взял мою руку в свою и опустил к паху. Как мне нравилось крепко сжимать его плоть, предвкушая, как это великолепное «орудие» скоро войдет в меня, доставив множество удовольствий.

– Хочу принять тебя – я готова… ты мне нужен.

И тогда Борат навис надо мной, обхватив ладонями мои бедра, и я с готовностью подалась навстречу, принимая его вторжение, задыхаясь от восторга близости.

Мы двигались вместе, и это был самый прекрасный любовный «поединок», что мне доводилось когда-либо испытать. Я была горячей и влажной для своего мужчины, я отдавала всю себя без остатка, принимая взамен его щедрые дары. Дивная ночь, дивный разговор тел на языке нежности и желания.

– Я твоя, никогда не сомневайся в этом, но и ты будь мой!

– С первого дня, как увидел тебя, Валия, с той первой минуты моя жизнь принадлежит тебе, Августа!

Слабенький огонек в глиняной плошке мигнул напоследок и погас, погружая комнату во мрак, но нам и не требовалось света, нам было хорошо.

Может, Борат и прав, так легко назвав меня августейшей особой, ведь еще сам Соломон велел записать: "Женщина, которая любит – царица".

Глава 50. Тепло родного очага

Прошло немало дней, и я уже порядком освоилась на новом месте. Получив свободу, Диокл попросил позволения работать у нас в саду, потому что не собирался возвращаться в Афины.

– Там всем заправляют римляне, и родственников у меня не осталось. Не хочу видеть мою родину на коленях.

Диокл и познакомил нас с соседями – почтенной пожилой парой, бездетной и состоятельной по меркам ремесленного квартала. Харикл тоже имел греческие корни, вел род из старинного города Пергама и здесь занимался книготорговлей. Он даже собирался выкупить грамотного соотечественника, ведь Диокл свободно владел несколькими языками, мог переписывать рукописи, обрабатывать свитки, сшивать листы тонко выделанного пергамента для получения настоящей книги.

В доме Харикла приняли нас очень хорошо, правда, я обратила внимание, что гречанки находятся в большем подчинении у мужа, чем римлянки. Жене книготорговца даже нельзя было сидеть за одним столом с гостями, она появилась на короткое время для приветствия и позже я попросила позволения пройти на ее половину – в гинекей, где мы долго беседовали.

Нас угощали тушеной зайчатиной с чесночно-медовым соусом и овощными салатами, потом я отведала вкуснейших румяных пирожков со сладкой ягодной и подсоленной творожной начинкой.

Борат же высоко оценил традиционный греческий кикеон – смесь вина с ячменной мукой и тертым сыром. Побывав в домашнем кругу, мой солдат будто оттаял душой и уже не возражал, чтобы Диокл работал у нас