Читать книгу "Мужчина апреля - Юлия Яковлева"

Нам пришлось на ходу придумать новый план. Нужен был человек, который будет метаться по всему городу. Заходить в разные дома и учреждения, в рассадники государственного зла – школы, министерства, парламент, полицию. Быстро и эффективно разнесет инфекцию. Заразит других крыс.

Тут появилась ты, Ариадна.

Сначала, правда, появилась твоя коллега Лена, на которую я рассчитывал (она ведь на хорошем счету!). Я понимал: с Леной пройдет только тупой лобовой шантаж. Ты же сама видела Лену на рейве и, надеюсь, поняла, что она там не впервые. На флешке, что мне дал Паук, было три видео с твоей коллегой в главной роли. Но получилось иначе. Она оказалась слишком умна и осторожна. Предпочитала вести следствие, сидя за компьютером.

Но ты… Когда мы с тобой встретились, твои глаза сияли, как у ребенка, который разворачивает новогодние подарки. Когда дети превращаются в подростков, подарки они уже открывают с недовольной миной: эти глупые взрослые – конечно же! – опять купили не то. А маленькие дети еще умеют радоваться тому, что им дарят.

Я увидел в тебе такую девочку. И был растроган. Я тебя даже пожалел. Но пресек это чувство.

Видишь ли, Ариадна, мы с тобой встретились первого апреля, в бывший день дураков. Как раз вышел календарь с фотографией мужчины месяца. Сотни тысяч незнакомок немедленно принялись писать мне в фейслук, чтобы сообщить, как бы они меня трахнули, или наоборот, что от одного взгляда на меня их тошнит. А ты была первой незнакомой женщиной, которая увидела меня после выхода календаря лицом к лицу. Я сказал себе, что ты одна из тех женщин, – и жалость к тебе испарилась.

Но эта жалость иногда напоминала о себе. Ты изумляла меня своей доверчивостью, своей уязвимостью. Иногда хотелось крикнуть тебе: «Ариадна, очнись! Ты в своем уме? Разве можно так доверять чужакам! Не видеть очевидного?!»

Кстати, раз уж тебя это так волновало: да, мы с Туярой переспали. Ты умудрилась даже от этого отмахнуться, несмотря на доказательства – запись с камеры. Хотя если бы ты ее досмотрела, ты увидела бы, что я тогда и правда остановил Туяру – глупо было бы заниматься любовью перед камерой. Мы сделали это в постели Греты – там же, где я впервые переспал с тобой. Однако ты, даже не досмотрев запись, предпочла поверить мне на слово. Слово ведь было моим, а все мое для тебя обретало статус истины.

Мне стыдно перед матерью за Туяру. Но пойми, биологически мы не родственники, а Туяра хотела, чтобы я у нее был первым. Знаю, что это было глупым мальчишеским поступком – любопытство победило. Я хотел понять, что такое секс с женщиной, я ведь не знал, что мне подвернешься ты. Но Туяра еще ребенок, не умеет скрывать своих чувств. Она влюбилась, ревновала меня к Грете, пыталась шантажировать. Если бы не смерть Греты, пришлось бы и с Туярой разбираться.

Грета ужаснулась бы, осознав, как много жертв потребует этот Новый Разворот на сто восемьдесят градусов. Я понимал, что она попытается помешать осуществить наш большой план. Ведь если наши расчеты верны, вымрут миллиарды женщин. Потом мы, конечно, восстановим нужный баланс. К тому же вы предусмотрительно подготовили искусственную матку, которой мы обязательно воспользуемся. За это вам – большое мужское спасибо. Контроль над гендерным балансом популяции будет у нас в руках.

Мы не хотели вам зла. Мы просто хотели поставить вас на место. Перепробовали все: восстания, выступления отдельных отчаянных жертв, пытались вести пропаганду, взращивать веру в медленную эволюцию. Ничего не сработало. Что нам оставалось? Бросаться под лошадь? Или под трамвай? Ну уж нет, тут требовалось нечто посильнее. Как вы это называете? Финальная чистка?

Было ли мне жаль мать? Да. Я ведь ее сын. Я не солгал тебе – я был последним, кто видел Грету живой. Когда она показала на красный том и сказала: «Подай мне вон ту книгу с зеленой обложкой», я понял, что – началось… Путаница красного и зеленого цветов – один из симптомов заболевания, вызванного новым вирусом. Удивительно, что ты так и не догадалась. Впрочем, чего я удивляюсь – мозги у тебя кроличьи… Ты – человек, не являющейся личностью. Раб своих эмоций, инстинктов и страстей.

К вечеру воскресенья мне стало ясно, что конец близок. Когда дом стих, я вошел в спальню Греты. Она лежала в постели, лицо ее было спокойным. Красный том стихов Пушкина лежал рядом. Матери посчастливилось сдаться новому вирусу во сне: она не сопротивлялась, а потому не страдала.

Я сидел на краю кровати Греты, смотрел на нее и держал за руку, пока она не перестала дышать. Вот так, как я сейчас держу за руку тебя. Кажется, я плакал. Я в конце концов – тоже человек. Ты видела, что я умею плакать.

Ваша инфекционная полиция, кстати, сработала неплохо. Как только аутопсия тела Греты показала неизвестную инфекцию, морг со всеми, кто был в здании на тот момент, изолировали, закрыли на строгий карантин, а инфекционная полиция начала отслеживать контакты Греты, Айны, Туяры и делать точечные выемки потенциально зараженных.

А ты все думала, что тебя обманывают злые коллеги и за тобой гоняется политический сыск! Когтистая лапа государства. Я тебе даже завидую. Я не такой фантазер. Самообман помогает скользить по жизни, не присматриваясь к деталям. Ты называешь этот самообман любовью. А я – ложью.

Возможно, вы еще сумеете взять новую эпидемию под контроль. Вы же одержимы идеей контроля, у вас это хорошо получается. Но вы не удержите Идею. Наше Движение уже одержало победу. Мы показали вам, как вы уязвимы. Если вы опять одержите вверх, мы будем смотреть на вас из темноты и ждать, когда вы ошибетесь.

Уже темнеет, зажигают электричество, и твоя кожа кажется голубой.

А за вашего с Никой сына не беспокойся. Либо Нику введут в кому и вырастят в ее теле плод, либо зародыш поместят в искусственную матку. Зря, что ли, ваша медицина – такая передовая?

Не знаю, поймешь ли ты меня. А впрочем, какая теперь разница.

Ваш сын бы меня понял.

Он же – мальчик.

Я встаю с твоей кровати. Мне пора идти. Не хочу проверять, жива ты еще или нет. Передай привет матери, если увидишь ее в мире, который Рабле назвал «великое может быть». Это ваш мир – мир поэтов и женщин. Он состоит из мечтаний, обещаний и облаков. А мне пора разбираться с реальностью. Поплакал, а теперь пойду.

Я же – мальчик.