Читать книгу "Штормовое предупреждение - Мария Адольфссон"

Мерзавец, думает Карен. Использовал сына, чтобы создать себе фальшивое алиби.

— Почему? — спокойно говорит она.

Он не отвечает. Стоит, задумчиво глядя на нее. И только когда она замечает на лице Уильяма Трюсте сожалеющую, почти огорченную улыбку, удивление сменяется страхом. Медленно Карен делает несколько шагов назад и, повернувшись на пол-оборота, быстро наклоняется, чтобы поднять с полу сумку. Почти успевает.

Она слышит хлопок входной двери и краем глаза замечает движение. Твердая рука обхватывает ее сзади за шею, и край каминной полки потихоньку приближается, как в замедленном фильме.

А затем все чернеет.

71

Открыв глаза, она ничего не видит. Снова закрывает, пытается унять панику.

Следом пробиваются другие ощущения. Слабый запах сырости, понимание, что она лежит на чем-то твердом. Не смея шевельнуться, она проводит пальцами по поверхности. Шершавая, холодная. Скала? Нет, плоские, ровные, прямоугольные плиты. Надгробия в Гудхейме. Я умерла?

Нет, эти камни поменьше, одинаковые и лежат впритык друг к другу. Кончиками пальцев она чувствует маленькие ложбинки стыков. Знаю, знаю, что это, думает она. Кирпичи. С трудом напрягает шею, приподнимает голову. Боль. Глухая, дергающая, надо лбом. И здесь есть свет. Откуда-то идет слабый, неверный свет. Ее разом захлестывают дурнота и облегчение. Не умерла.

Она проводит рукой по лбу — ладонь мокрая. С сомнением подносит ее к губам, осторожно лижет — металлический вкус. И как только сознание регистрирует вкус крови, возвращается память, короткими беспощадными фрагментами. Страх, безнадежная попытка убежать, чужая рука на шее, лоб ударяется об острый край каминной полки. В тот же миг она осознает, что здесь кто-то есть.

Она здесь не одна.

* * *

Как можно быстрее Карен переворачивается, поднимается на корточки. Выждав несколько секунд, встает. Ее шатает, она ощупью пытается за что-нибудь ухватиться.

Уильям Трюсте сидит в кресле, положив ногу на ногу и обхватив ладонью поставленный на колено стакан. Пол-лица освещено латунным семисвечником, который стоит рядом на столе.

— Ну-ну, Карен. Что же нам с вами делать?

Она молча смотрит на него. Обводит взглядом полки с рядами винных бутылок и стаканов, дубовый стол с шестью стульями, деревянные бочки у дальней стены. Машинально оборачивается, ищет глазами выход.

— Забудьте, — слышится голос Трюсте. — Вы отсюда не выйдете.

— Что вы намерены делать?

Неужели это ее голос? Слабый, хриплый, чужой.

— Мне искренне жаль, Карен, но вы сами поставили себя в такое положение. Не надо было впутывать моего сына.

Ты сам его впутал, думает она. Манипулировал родным сыном, чтобы создать себе алиби. “Нечаянно” уронил его мобильник в унитаз, чтобы ему пришлось взять твой. Взял с него слово позвонить домой из Люсвика, когда ты сам был у карьера. И визит к несчастному отцу занял наверняка не больше пяти минут, а не час, как ты утверждал. Психопат окаянный. Как же я, черт побери, не разглядела? Грандиозное самомнение, наигранное смирение, обаяние. Способность дурачить окружающих, потоки слов. Полный набор.

И с растущим ужасом она думает о самой верхней строчке в списке симптомов: неспособность к эмпатии.

Вслух она говорит:

— Зачем вы это сделали? Что вы выигрываете?

— Что выигрываю? Да все, разумеется. У Гротов нет ни единого шанса вовремя получить добро на расширение, чтобы погасить кредиты. Областное управление немедля все остановит. Альцгеймер — самое страшное после рака. Намек на подозрение — и политики нажмут на тормоза.

Карен пошатывается, делает шаг в сторону. Не спрашивая разрешения, подходит к столу, садится на стул. Уильям смотрит на нее, не протестует.

— Но зачем убивать Фредрика? Ведь исследованиями занимался именно он.

— Затем, что он отказался их публиковать. Сказал, результаты ненадежны. А я всего-то и хотел, чтобы он выступил с тем, что есть, этого было бы достаточно. Но старикан уперся.

— Тем не менее, он написал Бьёрну Гроту и угрожал ему, — говорит Карен в надежде, что он проглотит наживку.

Прикинься, будто не понимаешь, думает она. Включи дурочку, подыграй его тщеславию. Пусть почувствует себя ловкачом. Выиграй время.

Уильям Трюсте с безмолвной усмешкой смотрит на нее.

— Это вы послали мейл от имени Фредрика? — медленно произносит она.

Он смеется.

— Опять ошибочка. По сути, мейл отправил Габриель. Он знал, где старикан прячет компьютер. Видит Бог, я все там перерыл, пока обратился к нему за помощью. Уговорить Габриеля было проще простого.

И ты положил компьютер обратно в тайник, чтобы мы подумали, будто в доме побывал Бьёрн Грот, искал и не нашел, думает она. Ты даже не представляешь себе, что мы вполне могли не найти компьютер.

— Когда Фредрик понял, что́ вы сделали? — спрашивает она.

— Когда Бьёрн позвонил ему. Фредрик, понятно, рассвирепел, он же знал, что не посылал никаких угроз. Но в конце концов сложил два и два и понял, что это моих рук дело. Я ведь месяцами пытался его уговорить. И в сочельник у Гертруд он отвел меня в сторонку и припер к стене. Потребовал, чтобы я поговорил с Бьёрном, иначе он сам это сделает. А это, разумеется, было недопустимо.

— Он знал, что вы втянули в эту историю и Габриеля?

Уильям вздыхает. Отпивает большой глоток.

— Хотите выпить?

Карен качает головой. От легкого движения под лобной костью вновь возникает дергающая боль.

— Если вы хотите услышать весь рассказ, то я просто требую, чтобы мы оба выпили.

Он встает, подходит к одной из бочек, лежащей на деревянных козлах. Набрасывает белый лоскут на деревянную затычку на округлой верхней стороне, слегка раскачивает ее, потом вынимает. Берет что-то наподобие узкой суповой ложки с длинной ручкой, сует в отверстие. Достает, выливает содержимое в стакан, добавив несколько капель воды из маленького графинчика на столе.

— Пейте с благоговением. Знаете, сколько ему лет?

Она молча берет протянутый стакан.

— Посмакуйте, — говорит он. — Попробуйте, а потом скажите, как вам нравится “Хусс и Грот” сорок седьмого года.

72

Жужжание в сумке заставляет руку дернуться, виски расплескивается. Один стакан, сказал он, только один, чтобы она могла немного успокоиться, но не больше. Трясущимися руками, крепко сжимая бутылку, Хелена Трюсте наливает третий стакан.

Снова смотрит на часы. Осталось четверть часа, потом надо уезжать, иначе они не успеют. Через десять минут она должна спуститься в подвал и сказать, что все готово. Сделать надо еще только одно. Она отпивает большой глоток и открывает сумку на кухонном столе.