Читать книгу "Статистике вопреки - Алиса Евстигнеева"

Да я и сама пребывала в таком состоянии, будто раскачиваясь на эмоциональных качелях, то злясь, то печалясь, с новой силой страдая от утреннего токсикоза, будто бы и третий ребёнок был категорически не согласен с происходящим.

Родители, оценившие наши кислые лица, долго донимали меня расспросами, переплюнув своим энтузиазмом всё то, что было до этого.

В эти дни я жила на каком-то автопилоте, курсируя по маршруту: дом — работа — магазин — дом.

А ещё в голову то и дело лезли воспоминания о событиях почти девятилетней давности.

***

Встреча выпускников не прошла для меня бесследно. Осознание того, что я видела Орлова и ничего не сказала ему про Женьку, сильно ударило по моей совести. Переживания были столь сильными, что я предпочла пойти по проторенному пути: с головой ушла в работу. Вынырнула оттуда месяца через три, когда неожиданно чуть не потеряла сознание прямо во время лекции. Благо что стул, по которому я сползла вниз, оказался рядом.

Переполох тогда поднялся изрядный — студенты расстарались, впечатлённые тем, что даже у стальной Вознесенской случаются неудачные дни.

Пётр Станиславович, взявший на себя шефство надо мной после ухода папы на почётный отдых, лично притащил меня в медпункт.

Первый же вопрос, который дошёл до моего сознания, звучал донельзя прозаически:

— Когда были последние месячные?

Я мученически глянула на нашу фельдшерицу и, тяжко вздохнув, побрела до ближайшей аптеки. Двум полоскам на тесте я даже удивляться не стала. Лишь с чувством выругалась себе под нос, передавая огромный привет Орлову. А потом сама же засмеялась, да так безудержно, что слёзы из глаз брызнули. Кто бы мог подумать, что профессорская дочка, Альбина Вознесенская, та, что умница и зануда, умудрится залететь дважды, да ещё и от одного и того же человека. Я уж точно не могла.

Отсмеявшись, я покачала головой и отправилась каяться родителям. Того, что результаты теста могут быть ошибочны, я не допускала.

— Я беременна, — объявила с порога, на этот раз не дожидаясь даже ужина.

Мама нервно икнула и уже привычным движением потянулась к сердцу. Зато отец на этот раз остался абсолютно спокойным, трезво заметив:

— Мы так и будем это на пороге обсуждать?

На кухне мы сидели втроём, вековая бабуля к тому моменту почти уже не вставала с постели. Мама суетилась вокруг нас с папой, не в состоянии усидеть на месте и  хватаясь за всё, что попадалось ей под руку.

Борис Игнатьевич выстукивал ритм пальцами по столу, размышляя о чём-то своём. Я же предпочитала хранить молчание, не имея ни малейшего представления, что ещё можно добавить к уже сказанному.

Атмосферу разрядила матушка, убив меня своим вопросом:

— Алечка, а ребеночек, он хоть… не будет… афроамериканцем?

Теперь настала моя очередь удивляться. Во все глаза уставилась на маму, не в состоянии осилить её логику.

— Чего?! — прохрипела я, судорожно соображая, когда это Орлов с его чисто славянской внешностью вдруг успел перекочевать в иную расу.

— Просто ты фотографии из Норвегии показывала. Там ещё молодой человек, такой… чернокожий.

Я опять засмеялась, правда, на этот раз обошлось без слёз. Фотографий действительно было много, разных — официальных и не очень. На одной из них я даже стояла в обнимку с темнокожим преподавателем MTI* Томасом Грином.

До меня наконец-то дошло, что мама связала грядущее прибавление в семье с моей поездкой на конференцию. И да, косвенно она была права, поэтому разубеждать её в обратном я не стала, лишь с абсолютной убежденностью заверив родителей, что ожидаемый ребёнок всё-таки будет белее белого. Оставалось только надеяться, что где-нибудь в роду у Орловых не затерялась парочка цыган, оставивших свой след в генах потомков. А то будет неудобно как-то перед Томасом Грином.

*MTI —Массачусетский технологический институт

***

Через пару недель не стало бабушки Таси. Как и бывает в таких ситуациях, это было вполне ожидаемо, но произошло крайне неожиданно.

Скорбели мы недолго, как и велела нам бабушка в своём коротком письме, написанном задолго до дня X. Нам велели жить долго и счастливо, а мне — перестать валять дурака и найти уже того самого. 

И пусть как таковой горечи не было, но уход вековой тётушки-бабули оставил горячий след в моей душе, заставив задуматься о многом. Например, о том, что всё конечно в этом мире. Открытие мне не понравилось, ведь это не то, о чём хочется думать в двадцать пять. Но именно это событие подтолкнуло меня к тому, что в один прекрасный день я покидала кое-какие вещи в рюкзак, отвезла Женечку родителям и отправилась по официальной версии на очередную конференцию. Один лишь папа проводил меня подозрительным взглядом, догадываясь о том, какие именно "конференции" могут быть в самом разгаре лета.

Ехала на поезде, дав себе время на то, чтобы принять окончательное решение. Лёша должен был знать. Имел право. В конце концов, он не был виноват в том, что любил другую.

Очередная встреча с городом детства была отмечена палящим солнцем и давящей жарой. Мир вокруг снова поплыл перед глазами, пришлось долго сидеть на лавочке в тени дерева и пить холодную воду, купленную тут же, на привокзальной  площади.

Вспомнить адрес Лёшкиной квартиры было не сложно (спасибо моей любви к цифрам). При свете дня двор возле старенькой многоэтажки показался мне не таким хмурым, как это было четыре месяца назад.

Безошибочно найдя нужный подъезд, обнаружила открытую входную дверь, удачно подпёртую кирпичом. Должно быть, для сквозняка. Поднялась на нужный этаж, с минуты две простояла на лестничной площадке, решаясь на едва ли самый отчаянный шаг в своей биографии. Оставалось надеяться лишь на то, что Орлов всё ещё жил здесь, потому что иначе пришлось бы ехать к его родителям. И кто его знает, как встретили бы бывшие соседи явление причин всех бед их сына.

Звонок прозвучал до жути противно. Я ещё тогда подумала, что он совсем не подходил Алексею — слишком громкий, писклявый, нервный… Да, Лёшке он не подходил абсолютно, зато подходил Анисимовой, которая появилась в проёме открывшейся двери.

Сцена вышла интересная. Мы примерно минуту просто простояли друг напротив друга, ошарашенно хлопая глазами и натянуто улыбаясь, пока я не нашла в себе силы спросить:

— Лёша дома?

Рита хмыкнула, пройдясь по мне изучающим взглядом, чуть задержавшись на моём животе. Срок был не такой уж и  большой, и фиг пойми, что она там увидела или не увидела, но неожиданно Марго улыбнулась. Широко и чрезвычайно приторно.

— Знаешь, — чуть ли не сияя от чувства собственного превосходства, начала бывшая одноклассница. — Лёша у нас теперь женатый мальчик, поэтому он должен думать исключительно о семье.

Я тоже улыбнулась, правда, моё движение губами больше напоминало оскал.