Читать книгу "Альтруисты - Эндрю Ридкер"

Предполагалось, что Эзра разделит праздник со своим одноклассником, но Леви недавно подарил синагоге новую Тору, и раввин на неделю перенес церемонию второго мальчика. Эзра теперь торопливо читал текст со свитка, давая петуха на древних кантилляциях. Мэгги не понимала эти напевы, но они, теплые и хорошо знакомые, окутывали ее подобно одеялу и убаюкивали. Когда она очнулась, сестринство синагоги уже вручало Эзре серебряный бокал для кидуша, а на коленях у нее лежали три леденца «Санкист фрут джемс» в индивидуальной упаковке. Хруст целлофана огласил зал, и сотни леденцов взлетели в воздух. Мэгги бросила свой с излишним рвением; через долю секунды Эзра завопил: «Блин! Мой глаз, блин!» Майки с укором взглянул на Мэгги.

— Не смотри на меня так! — прошептала она. — В расстрельной команде виноваты все.

Когда служба подошла к концу, раввин начал вести молитву. Он благословил Эзру, после чего призвал всех присутствующих благословить Вооруженные силы США и Армию обороны Израиля. Мэгги возмущенно поджала губы и не проронила ни слова.

Затем все встали и прочли кадиш, гимн смерти. Тех, кто нес траур по недавно усопшим, после кадиша попросили не садиться, чтобы остальные увидели скорбящих в своих рядах. Мэгги не села. Она приподнялась на цыпочки и поискала взглядом брата, но его не было в зале.

Вечером, перед праздничным ужином в гостинице «Тинэк Мариотт», Мэгги подошла к Майки. На ней было голубое приталенное платье с пышной юбкой и кашемировая шаль, которую он подарил ей еще в университете.

За последние месяцы она набрала несколько фунтов и радовалась этой новой плотности своего тела. Приятно было вновь крепко стоять на ногах. Она оплакивала мать бесконечно долго, голодала в знак протеста, смысл которого теперь от нее ускользал, и в итоге сильно подорвала здоровье. Пришла пора всерьез взяться за свою жизнь.

Совершенно независимо от нее Майки начал какие-то нелепые домашние тренировки, популяризованные ультраконсервативным спикером палаты представителей конгресса. Он выглядел подтянутым и элегантным: однотонный темно-серый костюм (купленный после того, как Мэгги запретила ему даже думать о тонкой полоске), светло-голубая рубашка, красный галстук и запонки.

— Ну, идем, — сказала она и поспешила к банкетному залу.

Для своих детей Бекс не жалела ничего. После церемонной утренней службы в синагоге гостям предлагалось окунуться в атмосферу тель-авивского ночного клуба. Вестибюль тонул в неоновом сиянии красных и голубых светодиодных лент. Посередине возвышалась колоссальных размеров барная стойка, на которой сверкала хрустальная пирамида из перевернутых бокалов для мартини.

— В этой сцене, — сказала Мэгги, — в ворота должна вломиться разъяренная беднота, и мы все получим по заслугам.

Две девицы на ходулях в переливающихся блестками костюмах проводили их ко входу в банкетный зал. Мэгги сразу заметила за столиком у бара (на котором стоял вытесанный изо льда бюст Эзры) знакомый силуэт: торчащие вверх напряженные и сутулые плечи, опущенная голова.

— Итан! — крикнула она и пояснила для Майки: — Это мой брат. Пойду поздороваюсь. А ты пока стой здесь.

Она подбежала к Итану и обняла его. Нос брата приобрел прежнюю форму, лишь во внутренних уголках его глаз до сих пор лежали едва заметные темные тени.

— Отлично выглядишь, — сказала она.

— Спасибо. — Он залпом прикончил свой напиток.

— Что это?

Итан покрутил в руках стакан:

— Содовая. Пытаюсь избавляться от вредных привычек.

Мэгги кивнула. Сверкающие девицы на ходулях прошествовали в зал и стали фотографироваться с гостями.

— Слушай, а утром тебя почему не было?

— Вообще-то, я почти передумал приходить… Понятия не имею, как разговаривать с этими людьми. Мне тридцать один. Я безработный и нищий.

— У половины присутствующих есть долги, — сказала Мэгги, — и покрупнее твоих. Они же как-то научились с этим жить.

— Не с этим, а вопреки.

— Жить, положив на это большой и толстый.

— Возможно, ты права.

Мэгги кивнула:

— Спасибо, кстати, что не просишь помочь тебе деньгами.

Итан засмеялся:

— Я бы не посмел.

Мимо, проливая ярко-красные безалкогольные коктейли, пронесся табун подростков: они преследовали мальчишку, который стащил у какой-то девицы туфли на каблуках.

— Я решила получить еще одно образование, — сказала Мэгги.

— Да ладно. Какое?

— Хочу быть учителем. Средней школы, наверное. В некоторых штатах для этого достаточно иметь степень бакалавра.

— Ты уедешь из Нью-Йорка?

— Да. Надоел он мне. Слишком все дорого.

Итан склонил голову набок.

— Чтобы жить на Манхэттене, нужно быть олигархом, — продолжала она. — И потом, я не хочу смотреть, как Бруклин застраивают небоскребами.

— Куда поедешь?

— В Вермонт. Такой пока план.

Итан кивнул:

— Я тоже думал поучиться.

— Серьезно?

— Ага… Точнее, уже все придумал. И поступил.

— Ого! Итан! Куда? На какую специальность?

— В Институте Пратта есть магистратура по дизайну интерьеров. Получу степень магистра изобразительных искусств.

— Ну да, ведь такие специалисты очень востребованы на рынке труда.

— Смешно. Папа сказал ровно то же самое.

Мэгги закатила глаза:

— Подумаешь.

— Квартиру придется продать, — сказал Итан.

— А где будешь жить?

— Устроюсь в общагу советником-консьержем. Буду присматривать за студентами, а за это мне предоставят комнату.

— Ты же понимаешь, что тебе придется не только за ними «присматривать»?

— Понимаю.

— Придется решать все их мелкие проблемы и…

— Я это понимаю, Мэгги. Понимаю.

Дымчатый свет приобрел насыщенный сиреневый оттенок. Мимо прошел человек в смокинге: он нес в руках деревянный брусок, к которому были примотаны три металлических колокольчика. Он ласково стучал по ним молотком и говорил:

— Дамы и господа! Приглашаю вас пройти со мной в главный зал.

— А этот разве не главный? — удивился Итан.

— Займи мне место, — сказала Мэгги. — Два.

Она отправилась на поиски Майки и нашла его в обществе тарелки, полной японской еды.

— Представляешь, встретил в туалете ребят с работы, — сказал он с набитым ртом. — Они там элитный кокаин нюхали, судя по всему. Как тесен мир, а?

— Слишком тесен. Ну, идем искать наш столик.