Читать книгу "Возвращение на родину - Томас Гарди"

- Ну, селя ваше замужество несчастливо, вы знаете, кто в этом виноват, - сказал Уайлдив.

- Я никогда не скажу, что мое замужество несчастливо, - проговорила Юстасия, впервые проявляя некоторое волнение. - Все дело в этой нелепой случайности, которая уже после на него свалилась; она-то меня и погубила. Это верно, я получила шипы вместо роз, но откуда мне было знать, что принесет будущее?

- Знаешь, Юстасия, я иногда думаю, что это тебе справедливая кара. Ты по праву принадлежала мне, и я вовсе не хотел тебя терять.

- Нет, это не моя вина. Ты хотел иметь и ту и другую, а это невозможно. И вспомни-ка: я еще и не догадывалась ни о чем, а ты уже отвернулся от меня ради другой женщины. Мне бы никогда в голову не пришло вести такую игру, если бы ты не начал первый.

- Да я же не придавал этому никакого значения, - возразил Уайлдив. Это было так - между прочим. У мужчин бывают такие скоропреходящие увлечения среди постоянной любви - и она потом снова утверждается, как будто ничего и не было. Но ты очень вызывающе со мной держалась, и это соблазнило меня пойти немного дальше, чем следовало, а ты продолжала меня дразнить, ну, я пошел еще дальше и женился на ней. - Обернувшись и снова глядя на скованного сном Клайма, он прибавил как бы про себя: - Боюсь, Клайм, вы не цените своего счастья... В одном он, во всяком случае, счастливее меня. Он познал неудачу в житейских делах, он претерпел тяжелое личное бедствие, но он, вероятно, не знает, что это значит - потерять женщину, которую любишь.

- О нем как раз нельзя сказать, что он не ценит своего счастья, прошептала Юстасия. - Он благодарен за него, в этом смысле он хороший человек. Многие женщины были бы рады иметь такого мужа. Но неужели я слишком многого требую, когда хочу прикоснуться ко всему, что вмещается в слове жизнь, - музыке, поэзии, страсти, войне, ко всему, что бьется и пульсирует в великих артериях мира? Такова была моя мечта; она не осуществилась. Но мне казалось, что я нашла путь к ней в моем Клайме.

- И вы только из-за этого вышли за него?

- Нет, это неверно. Я вышла за него потому, что его любила, но не скрою, я любила его, может быть, отчасти потому, что видела в нем обещание той жизни, о которой мечтала.

- Ну вот вы опять впали в прежнее мрачное настроение.

- Но я ему не поддамся, - воскликнула она. - Я начала новую жизнь тем, что пошла на эти танцы, и так буду продолжать. Клайм может весело петь, а мне почему нельзя?

Уайлдив задумчиво посмотрел на нее.

- Это легче сказать, чем сделать; хотя, если бы я мог, я бы поддержал вас в такой попытке. Но так как жизнь для меня ничего не стоит без того единственного, что теперь невозможно, то вы простите меня за то, что я не могу вас поддержать.

- Дэймон, что с вами, почему вы так странно говорите? - спросила она, поднимая к нему свои глубокие сумрачные глаза.

- Этого я прямо никогда вам не скажу, а если буду говорить загадками, так вы, пожалуй, поленитесь отгадывать.

С минуту Юстасия молчала, потом проговорила:

- Какие-то странные у нас сегодня отношения. Вы что-то уж очень мудрите. Вы ведь хотите сказать, Дэймон, что вы меня все еще любите. Ну, это меня огорчает, потому что я не настолько счастлива в браке, чтобы отвергнуть вас с презрением, как я должна бы сделать. Но довольно уж мы об этом говорили. Будете дожидаться, пока мой муж проснется?

- Да, я хотел поговорить с ним, но это можно и не сейчас. Юстасия, если для вас оскорбительно, что я не могу вас забыть, то вы, конечно, правы, сказав мне об этом. Но не говорите о презрении.

Она не ответила, и они оба стояли, задумчиво глядя на Клайма, спящего тем глубоким сном, который дарует нам физическая работа, если она протекает в условиях, не вызывающих нервного страха.

- Боже, как я ему завидую, что он так сладко спит! - сказал Уайлдив. Давно я так не спал - только когда был мальчиком, много, много лет назад.

И пока они смотрели на него, они услышали, как щелкнула калитка, а затем раздался стук в дверь. Юстасия подошла к окну и выглянула.

Лицо ее изменилось. Сперва она вся покраснела, потом постепенно краска ушла из ее лица, даже губы побелели.

- Мне уйти? - сказал Уайлдив.

- Не знаю.

- А кто там?

- Миссис Ибрайт. Ах, чего только она мне тогда не наговорила! А теперь пришла - я не понимаю, что это значит?.. И она догадывается о нашем с вами прошлом.

- Я в ваших руках. Если вы считаете, что лучше, чтобы она меня здесь не видела, я перейду в ту комнату.

- Да, пожалуй. Идите.

Уайлдив тотчас вышел. Но он и минуты не пробыл в комнате рядом, как Юстасия тоже пришла туда.

- Нет, - сказала она, - это не годится. Если она войдет, пусть видит вас, - я же ничего дурного не делала. Но как я пойду ей открывать, когда она так не любит меня - хочет видеть не меня, а сына? Не буду открывать!

Миссис Ибрайт опять постучала - громче, чем в первый раз.

- Этот стук его, наверно, разбудит, - продолжала Юстасия, - и он ей сам откроет. А! Слышите?

Слышно было, что Клайм задвигался в соседней комнате, как будто потревоженный стуком, и пробормотал: "Мама!"

- Ну, вот он проснулся, пойдет откроет, - сказала Юстасия со вздохом облегчения. - Идите сюда. Она меня не жалует, и не нужно, чтобы она вас видела. Вот - приходится действовать тайком не потому, что поступаю дурно, а потому, что другие считают меня способной на дурное.

Она уже подвела его к задней двери, которая стояла открытая, и через нее видна была дорожка, уходящая в глубь сада. Он шагнул через порог.

- Подождите, - сказала Юстасия, - Дэймон, еще одно слово. Это ваш первый приход сюда, пусть же он будет и последним. Мы горячо любили в свое время, но теперь с этим кончено. Прощайте.

- Прощайте, - сказал Уайлдив. - Я получил то, зачем пришел, я удовлетворен.

- Что получили?

- Видел вас. Клянусь честью, я приходил только за этим.

Уайлдив послал ей воздушный поцелуй и прошел в сад, а она смотрела ему вслед: вот он на дорожке, вот у перелаза, вот среди папоротников за оградой, они так высоки, что касаются его губ, вот он потерялся в их чаще. Когда он совсем исчез из виду, она повернулась и хотела войти в дом.

Но, может быть, для Клайма и его матери в эту минуту их первой встречи ее присутствие вовсе не желательно или, по крайней мере, излишне? Да и ей самой какая надобность спешить навстречу миссис Ибрайт? Она решила подождать, пока Клайм сам за ней придет, и неслышно спустилась в сад. Там она лениво чем-то занялась, но, видя, что ее не зовут, вернулась, послушала у окна гостиной, но не услыхала голосов. Тогда, снова пройдя через заднюю дверь, она заглянула в гостиную и, к удивлению своему, увидела, что Клайм лежит на коврике, как лежал, когда они с Уайлдивом его оставили, и, по-видимому, сон его не прерывался. Юстасия поспешила к передней двери и, как ни было ей неприятно отворять женщине, так дурно к ней относящейся, она торопливо отперла дверь и выглянула наружу. Там никого не было. Возле скобы для очистки башмаков лежал серп Клайма и те несколько ежевичных лоз, что он принес; прямо перед Юстасией была пустая дорожка, полурастворенная калитка, а дальше широкая долина вся в пурпурном вереске, чуть дрожащем от зноя. Миссис Ибрайт ушла.