Читать книгу "Дай волю страсти - Эмили Джордж"

Щелчком он подозвал официанта. В этот миг свет в ресторане померк. В центр зала вынесли три стула.

— Вы предлагаете гостям и шоу? — Она поддалась внезапному желанию уколоть своего высокомерного спутника. — Попробую угадать — один из официантов танцует, а мы все швыряем тарелки.

— Нет. — Он усмехнулся и бросил на нее презрительный взгляд. — Это старинный греческий обычай, которым иностранцы часто злоупотребляют без достаточных на то оснований.

— А что, нужны основания?

— Обязательно. — В его глазах промелькнула искорка. — Мы называем это кефи. Волшебное древнее явление — трудно подобрать ему английский аналог, — оно приходит без предупреждения. Захватывает всего тебя и затем исчезает. Я думаю, что можно перевести как «снизошедшее счастье»…

Сандра вдруг заметила, что ее тело странно напряглось, в то время как он пристально смотрел ей в лицо.

— Кефи нельзя ни получить за деньги, ни взять силой. Некоторые за всю жизнь ни разу не испытали его. Но тот, кого посетило это чувство, знает, что жизнь создана для радости, и он становится свободен, как античный бог.

— И это состояние позволяет человеку, как дикарю, швырять об пол тарелки и стаканы?

Стараясь не замечать странную дрожь, которая, казалось, пронизывала каждую клетку ее тела, Сандра пыталась казаться невозмутимой. Было непонятно, почему ей хотелось как можно сильнее уязвить самодовольного Фила Меласа. Она чувствовала, что сейчас для этого самый подходящий момент.

Он равнодушно пожал широкими плечами.

— Наверное, чтобы это понять, надо родиться греком.

Он наклонился к ней и, как бы подчинив ее своим чарам, сказал ей прямо на ухо:

— Это символическое явление, оно согласуется с нашим ритмом жизни, его никогда не удается воспроизвести на потребу публике.

Его голос, ставший вдруг глубоким и нежным, проник в ее подсознание, покорив и заставив глубже понять этого странного человека.

Может быть, из-за сигаретного дыма и полумрака Сандре показалось, что его лицо стало вдруг очень близким, а его слегка раскрытые губы как бы делали приглашение, не имеющее ничего общего с его словами. Его тело излучало такую жизненную энергию и магнетизм, что это одновременно пугало и манило ее.

Понимая, что чувства к этому мужчине с каждой секундой становятся все более запутанными, Сандра сделала отчаянную попытку вернуться к реальности. Испуганная и смущенная, она, повинуясь инстинкту самосохранения, сердито заявила:

— А что в этом особенно греческого? У нас в США есть похожее явление. Мы называем его вандализмом, когда все всё бьют и рушат.

Последовало долгое тягостное молчание. Фил внимательно изучал каждую черточку ее лица. Ей стало не по себе, она отвернулась.

— Мне очень жаль, — наконец сказал он столь бесстрастным голосом, что на нее как будто пахнуло арктическим холодом. Попытка уязвить его удалась, пожалуй, даже слишком, но, к ее изумлению, это не принесло ей никакого удовлетворения. Она ощутила щемящую пустоту в сердце. — Все ясно, вы не находите ничего привлекательного в моей родной стране и ее древней культуре, — тихо продолжал он. — Допивайте кофе, и я верну вас в привычную обстановку.

Если бы он влепил пощечину, ей было бы легче. Румянец, окрасивший ее щеки, говорил о многом. Она всего лишь хотела противостоять ему. Сандра бунтовала против способа, которым он вторгался в ее жизнь. И явно преуспела в этом. Так почему же она почувствовала себя столь опустошенной?

Сандра сделала глоток и вздрогнула — кофе обжег ей язык.

Горько сожалея о сказанном, она не могла вынести его презрительного взгляда и стала смотреть на двух музыкантов. Каждый из них нес бузуки, чем-то похожие на привычные нам мандолины, за ними шла маленькая, пухленькая черноволосая женщина, одетая в скромное черное платье. Она встала за стулом, держась за его спинку.

Через некоторое время разговоры стихли, и музыканты заиграли, а женщина начала петь. Ее голос, хриплый и страстный, глубокий и нежный, проникал в самое сердце. Сандре не было нужды понимать слова, ее душа рыдала в такт мелодии. Она инстинктивно понимала, что внимает стонам трагедии, невыносимой для страдальца.

Фил внимательно следил за действом, предоставляя Сандре возможность спокойно наблюдать за ним, оценивая красоту его строгого лица, скульптурное совершенство греческого лба, шелковистость черных, слегка вьющихся волос.

Она была предубеждена против него, ее раздражало высокомерие Фила, но сейчас в его лице было что-то подкупающее, оно выглядело торжественным и сентиментальным.

С Сандрой вдруг стали происходить странные вещи: к глазам подступили слезы — неожиданные и неотвратимые, как тропический ливень. Она плакала, оттого что отец ее серьезно болен, что его любимое дело находилось в опасности, а она очень устала, и главное — имела глупость поверить в любовь Лесли. Она осознала, что больше не чувствует к нему никакой симпатии, и он никогда не станет ей ближе…

Она плакала и оттого, что почувствовала: молодой мужчина с гордым греческим профилем, сидящий рядом, явился катализатором и показал ее нелюбовь к самодовольному, оставившему ее в трудную минуту Лесли. Ах, как бы мне хотелось никогда не встречать Фила Меласа, подумала она.

Должно быть, Сандра всхлипнула слишком уж громко, потому что Фил, заметив ее состояние, подсел к ней поближе и, пока она рылась в сумочке в поисках носового платка, обнял ее за плечи. Он ласково привлек ее к себе, нашарил в темноте чистую салфетку и промокнул ею струящиеся из глаз Сандры слезы. Она почувствовала себя совсем несчастной.

Когда последний аккорд песни замер, раздались аплодисменты. Сандра тоже стала хлопать, пытаясь совладать со своим усталым и измученным телом и стараясь не упасть в объятия Фила, ища утешения.

— Итак, вам небезразлична боль и страсть мелодии, — мягко заметил он с загадочной улыбкой на губах. — Может быть, в этом и есть ваша надежда, Сандра.

— Может быть.

Она попыталась улыбнуться, но была застигнута врасплох неожиданной нежностью, сквозившей в его глазах. И тут он снова привлек ее к себе. Ее тело стало податливым, и Сандра прекратила сопротивление. В это мгновение она чувствовала лишь, что обрела спокойствие. Она спрятала лицо у него на груди, ощущая тепло сильного мужского тела.

И когда его рука ласково откинула пряди волос с ее лица, она подумала, что пришло время расставаться. Сандра собралась сообщить, что сама доберется до дома, но слова замерли на устах: он поцеловал ее в губы.

Она понимала, что надо протестовать, но, когда аплодисменты стихли, и вновь заиграли бузуки, ритм песни в ее ушах слился с ровным биением сердца Фила. Она поняла, что говорить уже нечего.

Когда ресторан закрылся, было очень поздно. Сандра только помнила, что поощряемая благодарной публикой певица продемонстрировала обширный репертуар. А когда она допила кофе, Фил познакомил ее еще с одной достопримечательностью Греции: она отведала маленький стаканчик водки, называемой рака, — смесь огня и холода, от которой у нее сразу перехватило дыхание.