Читать книгу "Большая книга ужасов 72 - Елена Арсеньева"

Ах да, пес…

Тот, похоже, совсем обессилел: уже не скакал на трех лапах, а лежал на траве, часто, запаленно дыша.

Саша остановился.

Пес чуть повернул голову, и его единственный глаз уставился на Сашу.

Была в этом взгляде смертельная, безнадежная усталость. Даже мольбы в нем теперь не было — только усталость… «Я знаю, что я урод, — словно бы говорил пес. — Такой грязный, жалкий, что тебе противно даже подойти ко мне, не то что помочь. Я все это знаю… Просто умирать неохота, понимаешь?»

— Ох, — тихо сказал Саша, проглотив комок, вдруг вставший поперек горла, а потом вернулся, наклонился и взял пса на руки.

Тот был настолько истощен, что словно бы ничего не весил. Видимо, был уже на самом-самом пороге смерти. И это полумертвое существо только что помогло Саше спугнуть что-то ужасное, затаившееся в кустах! Не бросилось спасаться само, а из последних сил помогло!

Сухой, покрытый белым налетом язык вываливался из пасти. Пес был еще и обезвожен до последней степени.

Надо его напоить. Первым делом — напоить!

Саша вспомнил, что под лестницей, которая вела на внешнюю галерею ТЮЗа, есть водопроводный кран. К нему прикручивали шланг, когда поливали клумбы, окружавшие здание театра. Саша и сам сколько раз их поливал, а потом приходил в мастерскую к отцу — мокрый и чумазый с головы до ног. В таком виде, конечно, идти домой было невозможно, поэтому приходилось сушить рубашку и шорты на огромном ветродуе, которым отец обычно подсушивал краску и клей на декорациях…

Воспоминание мелькнуло и исчезло, не причинив обычной боли.

Сейчас было не до своих страданий! Сейчас надо спасти умирающего пса!

Саша кинулся к ТЮЗу прямо по газону, по еле заметной тропке. Забежав под лестницу, осторожно положил беднягу на траву и принялся откручивать вентиль крана. Кто-то закрыл его на совесть: Саша руки сбил в кровь, прежде чем вода наконец полилась. Рядом, конечно, не нашлось ни миски, ни банки, но Саша набрал воды в сложенные ковшиком ладони и подсунул к морде пса.

Тот мигом вылакал все, облизал Сашины руки — а потом пополз к крану, лег под струю воды и принялся поворачиваться с боку на бок, словно впитывая влагу всем своим иссохшим телом.

Ох, сколько грязи с него натекло!.. Веревку с шеи тоже сбило сильной струей, и кровь с морды смыло. Пес возился, то начиная вылизываться, то снова блаженно замирая под потоком воды, а Саша смотрел на него, ну вот натурально остолбенев от изумления.

Оказалось, что пес вовсе не черный, а светло-коричневый. И морда у него совершенно не уродливая, а очень даже симпатичная: широколобая, с темными, отливающими синевой глазами (да-да, второй глаз тоже открылся!), с висячими ушами. Поджатая и, казалось, перебитая лапа разогнулась, пес наступил на нее — сначала осторожно, а потом смелей, — повернулся к Саше и громко, радостно залаял, словно приглашая порадоваться вместе с ним. А потом, сильно отряхнувшись, одним прыжком оказался рядом с Сашей и прижался головой к его коленям.

«Что происходит? — изумился Саша. — Только что была какая-то жалкая страхолюдная шавка, а теперь… Конечно, это не голден ретривер, но все равно красавец. Как это могло произойти?!»

Пес поднял голову и посмотрел ему в глаза. «Да ничего особенно не произошло, — словно бы говорил его взгляд. — Я был страшно грязен и измучен, вот тебе и показалось, что я урод. А теперь со мной почти все в порядке. Только поесть бы не мешало!»

— Конечно, — кивнул Саша, соглашаясь и с тем, что ничего необычного на его глазах не приключилось, и с тем, что поесть бы не мешало. — Пошли, вон там, неподалеку, зоомагазин, купим тебе какой-нибудь сухой корм.

Пес взглянул на него с откровенным отвращением, и Саше почудилось, что тот говорит: «Знал бы ты, из чего делают эту гадость!»

— Нет, ну извини, ну не блины же с мясом тебе покупать, — растерянно пробормотал Саша.

Пес облизнулся.

Саша безнадежно пошарил в карманах. А деньги-то у него уже почти ку-ку…

— Собаку завел? — раздался рядом веселый молодой женский голос. — И правильно. Давно пора!

Саша обернулся.

Рядом стояла их соседка Ангелина Богдановна. Она была уже довольно-таки древней бабулькой с седыми пушистыми кудряшками и морщинистым личиком, однако ее синие глаза и голос были словно у какой-нибудь старшеклассницы. Если судить по этим глазам и по этому голосу, Ангелина Богдановна была в молодости удивительной красавицей.

У Саши тоже были синие глаза, но до синевы, которой светился взгляд Ангелины Богдановны, им было далеко!

— Здрасте! — радостно воскликнул он. — Ангелина Богдановна, мама сказала, что у вас для меня…

— Да-да, — кивнула соседка. — Понимаю, деньги тебе нужны, чтобы Савватистиса твоего накормить.

— Кого? — переспросил Саша.

— Ну пса твоего как зовут-то? Савватистис! — усмехнулась Ангелина Богдановна. — Как же еще?

Саша пожал плечами:

— Пока никак. Я его только что нашел и пока еще не придумал кличку. Но он никакой не этот… как его Сав… тис…

— Тогда как же его зовут, если не Савватистис? — удивилась соседка.

Саша развел руками:

— Ну, я не знаю… Рекс… Пират… Кинг… Мухтар, в конце концов!

— А давай попробуем разные клички называть, — предложила Ангелина Богдановна. — На какую он отзовется, та, значит, и его.

Саша смотрел на нее, растерянно хлопая глазами. Почему-то он не мог вспомнить ничего, кроме Рекса, Пирата, Кинга и Мухтара, но ни на одну из этих кличек пес и ухом не повел.

— Давай я попробую! — азартно воскликнула Ангелина Богдановна. И зачастила: — Арес! Атлант! Ахилл! Борей! Гектор! Геракл! Гелиос! Гермес! Дионис! Зевс! Зефир!

— Зевс! — фыркнул Саша, снова вспомнив про «Зевса — отвратителя несчастий». — Зефир! Ванильный или со вкусом вареной сгущенки? Скажите еще Пастила!

— Сам ты пастила со вкусом вареной сгущенки! — как-то очень по-девчачьи обиделась Ангелина Богдановна. — Зефир — это бог западного ветра в античной мифологии. — И снова затараторила: — Кронос, Нот, Одиссей, Посейдон, Силен, Тезей, Фосфор…

Пес стоял, равнодушно глядя куда-то в сторону.

— Не нравится ему греческая мифология, — ехидно вклинился Саша, когда Ангелина Богдановна остановилась, чтобы перевести дух. — Не отзывается!

— Нравится! — строптиво возразила соседка. — Просто он ждет, когда я назову его имя. И тогда он сразу отзовется. Вот! Савватистис!

Пес радостно гавкнул и повернулся к Ангелине Богдановне.

— Видал? — гордо спросила она, и голос у нее сейчас был как у самой довольной в мире старшеклассницы. Она даже в ладоши захлопала, и на запястье, под длинным рукавом платья, зазвенели браслеты. — Я точно тебе говорю, его зовут именно Савватистис — и никак иначе!